– О, тут и думать нечего! – Мишель уже успела немного расслабиться и почувствовать себя в своей тарелке, как её спагетти в уютном одеяле из соуса. – Улицы Парижа – это нечто волшебное! Я постоянно гуляла со старшей дочерью Марселей. Мы обошли, наверное, весь Париж своим ходом. Но больше всего я сходила с ума по двум улочкам. Красочная Кремьё, где каждый дом разукрашен яркой краской и напоминает радугу после дождя. А ещё Абревуар с её старинной мостовой и фасадами, увитыми плющом. Она похожа на местечко из старой книги, где можно встретить Джейн Остен, если бы она была француженкой. Вы бы её видели! Там ведь часто снимают кино. Кстати, Абревуар появлялась в кадре моего любимого фильма…
– «Амели»?
Мишель обомлела и уставилась на Дэвида с повисшей вилкой макарон, чем вызвала неподдельный смех собеседника.
– Я раз десять гулял по улице Абревуар, пока был в Париже. И раз десять смотрел «Амели». Не из-за Одри Тоту, а из-за ностальгии по Франции.
В том, что Дэвид Блейк умеет удивлять, не приходилось сомневаться. Мишель не могла поверить своим ушам – между ними было столько общего. Она не говорила о своей любимой Франции, кажется, уже тысячу лет. Никто из её знакомых там не бывал, а Дэну не было дела до каких-то там романтических штук, вроде прогулок по мощёным улицам и просмотра старых «девчачьих» комедий.
А теперь она говорит о ней, вспоминает чудесные мгновения детства, а её не просто слушают, её понимают. Если бы Мишель составляла список заслуг Дэвида Блейка, то только что он бы заработал себе призовое очко.
– Что ещё? – Не унимался Дэвид, будто сам был несказанно рад вспомнить свои поездки в Париж. – Что ещё вам запомнилось?
– Закат на балкончике Нотр-дам-де-Пари, охапка небесных ирисов с цветочного рынка и лучшие маковые булочки из лавки «Poilane» на улице…
– Шерш-Меди, что переводится, как «ищи полдень».
Теперь они оба замолчали и не спускали друг с друга глаз. Дэвид, ещё две минуты назад, улыбающийся болтовне о Париже, теперь был серьёзен, словно перенёсся на адвокатскую скамью. Он не сводил своих тёмных, как обожжённый янтарь, глаз с Мишель и заставлял её краснеть, как небо на закате.
Почувствовав, что выходит за рамки приличий, он откашлялся и потянулся за вилкой, чтобы прикрыть неловкость ситуации за разрезанием шницеля. Мишель поступила так же и притворилась, что наслаждается пастой, которая по вкусу напоминала вчерашние макароны, которыми её как-то угостил Дэн.
Оставшаяся часть обеда прошла в неловком обсуждении прошлого Мишель, но Дэвид больше не спрашивал о чём-то личном. Учёба, предыдущее место работы, курсы, которые Мишель заканчивала, чтобы познакомиться с работой секретаря. Больше никакой Франции, романтичных улочек и свежего хлеба.
Поразительно, сколько между ними было общего. Становилось даже страшно от