Аргумент был железобетонный, и Хейн понемногу начал остывать. Сказать было нечего – Святой прижал его как следует, практически вдавил в грязь. Однако непонятно было, какая ему с того выгода. Хейну уже казалось, что все это просто блеф. Разум подсказывал, что горячиться бессмысленно. По сути дела, таков был воодушевляющий эффект от того, что враг наконец стал зримым и осязаемым, уязвимым для ответной атаки. Хейн все больше и больше склонялся к тому, что именно демонстративная бравада может стать причиной проигрыша Святого.
Тот явно не желал видеть полицию – даже учитывая, что его осведомленность о делах Хейна вполне могла бы ее заинтересовать. Святой был сам по себе и не хотел, чтобы сюда вмешивался кто-то еще. Очень хорошо. Так и будет.
Хейну оставалось тянуть время и не дать себя запугать. Если бы еще Святой не держался так насмешливо и самоуверенно, как будто у него в кармане оставались припрятаны еще несколько козырей! Это здорово портило настроение. Святой вел себя как глупец, но каким-то неуловимым, приводящим в замешательство образом ухитрялся при этом со снисходительным видом отметать естественную в таких случаях грозную серьезность и валять дурака.
Хейн поднял стул и медленно опустился на него. Напрягшиеся было официанты расслабились. Это были крутые ребята, которых нанимали на работу скорее по уровню крутизны, чем по чистоте ногтей или умению виртуозно жонглировать тарелками и бокалами. Однако Хейн, сев, опустил правую руку и подал несколько знаков пальцами стоявшим у него за спиной официантам. Один из парней тут же незаметно исчез.
– И что ты собираешься делать? – спросил Хейн.
– Уйти, – благожелательно откликнулся Святой. – Знаю, вы не виноваты, что у вас такая отвратительная физиономия, но я уже насмотрелся на нее вполне достаточно. Я сделал то, за чем приходил, и теперь вполне могу оставить вас поразмышлять, каков будет мой следующий шаг. Пока, мои хорошие, еще увидимся.
Он поднялся и не торопясь пошел к лестнице. К этому моменту у ее подножия стояли в ряд уже пять человек, всем своим видом показывавшие, что никого не пропустят.
– Нам