– Ты задаешься вопросом, откуда у меня такая фамилия, – сказал Уорбэйби, успевший уже втиснуть свое огромное тело на заднее сиденье черного фордовского «Патриота».
– Я задаюсь вопросом, в какую дырку засунуть ключ зажигания, – пробурчал Райделл, изучавший непривычную приборную панель.
Американские производители упорно ставили на свои машины приборы, по одному на каждый показатель, в то время как весь остальной мир давно перешел на дисплеи. Возможно, именно поэтому в мире так мало американских машин. И мотоциклов с цепной передачей вроде «харлей-дэвидсона», тоже мало.
– Моя бабушка была вьетнамкой, – пророкотал Уорбэйби. Вот с таким, наверное, звуком скальная платформа, подпирающая Калифорнию, сдвинется однажды с места и ухнет куда-нибудь там в Китай. – А дедушка – из Детройта. Солдат. Привез ее из Сайгона, но потом они разбежались. Мой папа, его сын, сменил свою, то есть его, фамилию на Уорбэйби[12]. Жест такой. Дань чувствам.
– У-гу, – промычал Райделл, запуская двигатель «форда» и проверяя трансмиссию. Для него Сайгон был местом, куда богатенькие ребята летают отдыхать.
Привод на все четыре колеса. Керамическая броня. Гудировские «стритсвиперы», хорошие шины, враз не прострелишь, разве что из очень серьезного оружия. Перед вентиляционной решеткой болтается картонный освежитель воздуха, сделанный в виде симпатичной такой елочки.
– А насчет «Люциус» – этого я тебе сказать не могу.
– Мистер Уорбэйби, – раздраженно обернулся Райделл, – куда мы едем?
Негромко загудел вмонтированный в приборную доску модем.
– Мать твою, – присвистнул Фредди. – Ну что, суки, делают!
Райделл взглянул на выползавший из прорези факс. Толстый, абсолютно голый мужик на пропитанной кровью простыне. Лужа, море крови, не верится даже, что в человеке ее так много.
– Что это у него под подбородком? – спросил Райделл.
– Кубинский галстук.
– Нет, правда, что это? – Райделл говорил высоким, дрожащим, непривычным для самого себя голосом.
– Его собственный язык.
Фредди сорвал факс и передал его на заднее сиденье.
Райделл услышал шорох бумаги.
– Страшные люди, – сказал Уорбэйби. – Ужасно.
10
Современные танцы
Ямадзаки сидел на низкой деревянной табуретке и смотрел, как Скиннер бреется. Для такого случая Скиннер опустил ноги с кровати на пол; он выскребал лицо одноразовой бритвой, окуная ее время от времени в серый помятый алюминиевый тазик, зажатый между коленями.
– Бритва старая, – сказал Ямадзаки. – Вы не собираетесь ее выбросить?
Скиннер взглянул на пластиковую бритву, затем на японца.
– Дело в том, Скутер, что после некоторого момента эти штуки больше не тупятся.
Он намылил и выбрил верхнюю губу. Первые дни Ямадзаки был Кавасаки. А теперь вот – Скутер. Выцветшие, полуприкрытые красными набрякшими веками глаза старика смотрели спокойно,