– Я – Ник, – пожимает плечами он. – Я… ну, тот, кто предложил ему переехать и пожить здесь.
Я спросил, не хочет ли Джесс подняться ко мне, а не болтать в холодной темноте подвала. Сейчас я немного сожалею об этом: я предложил ей сесть, но она расхаживает по комнате, разглядывает мой тренажер, мои книжные шкафы. Ее джинсы стерты на коленях, рукава джемпера в катышках, ногти обкусаны так, что выглядят как крошечные кусочки битой скорлупы. В ней есть что-то нервозное, взвинченное: ничего общего с томностью Бена, с его приятными манерами. У нее совсем другой выговор; вряд ли она училась в частной школе. К тому же, произношение Бена часто менялось в зависимости от того, с кем он разговаривал. Но я только со временем это понял.
– Слушай, – внезапно говорит она. – Могу я умыть лицо? Я сильно вспотела.
– На здоровье. Еще чего-нибудь хочешь?
Она возвращается через пару минут. Я улавливаю мужской аромат от Анник Гуталь; либо у нее такие же духи (что кажется маловероятным), либо она позаимствовала парфюм у меня.
– Тебе лучше? – спрашиваю я.
– Да, намного, спасибо. Эй, а мне понравился твой душ рэйн-шауэр. Он так называется?
Пока она разглядывает комнату, я продолжаю наблюдать за ней. Сходство есть. С определенных ракурсов почти поразительное. Но волосы у нее другого цвета, нежели у Бена, темно-каштановые, а сама она маленькая и жилистая. Бродит повсюду, вынюхивает, словно лисица.
– Спасибо, что помог мне, – говорит она. – Я уж подумала, что никогда не выберусь оттуда.
– Но, черт возьми, что ты делала в cave?
– Что?
– Cave, – объясняю я, «подвал» по-французски.
– А, точно. – Она грызет кожу на кончике большого пальца, пожимает плечами. – Осматривала это место, наверное. – Я заметил в ее руках бутылку вина. Видел, как она положила ее обратно на стеллаж, когда думала, что я не смотрю… Я не собирался упоминать об этом. Владелец этого погреба может позволить себе потерять одну-две бутылки… – Там внизу столько места, – говорит она.
– Им пользовалось Гестапо во время войны, – объясняю я. – Их главная штаб-квартира находилась на авеню Фош, недалеко от Булонского леса. Но ближе к концу оккупации у них накопился… излишек людей. Они использовали cave в качестве тюрьмы. Держали здесь членов Сопротивления.
Она корчит гримасу.
– Понятно. У этого места тяжелая энергетика. Моя мама была поклонницей таких вещей: увлекалась энергией, аурами, вибрациями.
Была. Я помню, как Бен рассказывал мне о своей матери. Однажды ночью он напился в пабе. Хотя, даже будучи пьяным, он никогда бы не наговорил больше положенного.
– В любом случае, – говорит она, – я никогда по-настоящему не верила в это. Но здесь что-то ощущается. У меня от этого мурашки по коже. – Она вдруг спохватывается. – Извини – не хотела тебя обидеть…
– Да нет. Все в порядке. Думаю, я знаю, что ты имеешь в виду. Итак, ты сестра Бена. – Я определенно хочу выяснить, что она здесь делает.
Она кивает.
– Ага. Одна мама, разные отцы.
Я обращаю внимание, что