Обнорский молча встал, мотая кружившейся головой. Палестинец глянул ему в глаза:
– Я бью тебя в голову – что ты делаешь? – Сандибад замедленно обозначил движение своей правой руки к голове Андрея, тот немедленно выставил левый блок. – Ошибка, – покачал головой капитан. – Забудь про блоки, ты должен бить сквозь удар. Блоки – это потеря времени, которого в бою нет. Твой удар должен быть единственным и окончательным. Смотри внимательно…
В тот день Андрей еле доплелся до комнатки советников, где обычно они с Семенычем приводили себя в порядок перед окончанием рабочего дня. Сандибаду он на прощание угрюмо сказал:
– Я никогда не смогу этому научиться.
Капитан рассмеялся и взъерошил Андрею волосы:
– Когда я начинал, я был старше, чем ты сейчас, и намного хуже подготовлен… Я не так уж многому могу тебя научить, как тебе кажется. Есть два более серьезных учителя, пусть Аллах убережет тебя от встречи с ними.
– Кто это? – вскинул голову Обнорский.
Сандибад улыбнулся своей странной, совсем невеселой улыбкой и ответил после короткой паузы:
– Первый учитель – это день, когда будут хотеть убить тебя, а ты сумеешь прожить его… А второй – это день, когда ты сам возьмешь чью-то жизнь. То, чему тебя могут научить эти два учителя, нельзя получить ни от какого сэнсэя-человека.
Палестинец о чем-то задумался, лоб его прорезала вертикальная морщина, а потом он медленно провел ладонью по лицу, словно стирая с него следы каких-то очень невеселых воспоминаний.
– Сандибад, – тихонько окликнул его Андрей, – почему ты согласился меня учить?
Капитан еле заметно вздрогнул, мотнул головой и сказал хрипло, глядя в сторону:
– Ты очень похож на моего младшего брата…
– Правда? – улыбнулся Обнорский. – Мне дома всегда говорили, что лицо у меня восточное. Это от отца, его даже в институте чеченом звали… А где твой брат сейчас?
– Он… умер.
Сандибад быстро пожал Андрею руку, резко повернулся и пошел прочь, а Обнорский долго смотрел