– Здрасьте, Дядь Лёш! Я тут возвращался из Твери – дай, думаю, заверну к вам. Набирал, хотел предупредить, а вы всё не берёте…
Он широко улыбнулся, что, впрочем, не скрыло тревожных ноток голоса.
– Я уж переживать начал. У вас точно всё хорошо? Может, опять сердце?
Яша кивнул и посторонился, пропуская парня в дом.
Всё, поздно гадать. Теперь – как получится.
IV
Чувствительный хлопок сзади по плечу, широкой, как лопата, ладонью в кожаной перчатке. «Приготовиться!» – кричит пилот. То есть он должен это крикнуть, но за тарахтеньем мотора и воем воздуха, я ничего не слышу. Отстёгиваю ремни, переваливаюсь через бортик кабины и встаю в рост, хватаюсь за ближайшую стойку, поддерживающую верхнюю плоскость биплана. Марк тоже отстёгивается и изготавливается последовать за мной. Я отрицательно качаю головой – рано, места на крыле мало, как и в тесной одноместной кабинке, где мы едва-едва поместились при взлёте. Стоять крайне неудобно – согнувшись, уперев одну руку в борт, другой намертво вцепившись в расчалки, чтобы хоть как-то противостоять набегающему потоку. Взгляд на пилота, тот кивает, поднимает левую руку, сжимает и разжимает кулак – «Пошёл!» – и я, мысленно перекрестившись, отталкиваюсь ногами от крыла и головой вперёд лечу в семисотметровую пропасть, полную прозрачного осеннего воздуха.
Ни о каких «самораскрывающихся» парашютах, как и о вытяжных фалах, которые в больших самолётах пристёгивают перед прыжком карабином к тросику, протянутому под потолком кабины, тут речи нет. Старина У-2 (хотя, какой же старина? Всего два года, как в производстве, последний писк советского авиапрома!) лишён подобных излишеств. Нет и запасного парашюта – только тяжеленный, громоздкий тюк импортного американского «Ирвинга» за спиной, да алюминиевая, крашеная в зелёный цвет скоба, которую сжимают мои пальцы.
«Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три – пошёл!» Рву на себя скобу. «Ирвинг» не подвёл – девять десятков квадратных метров парашютного шёлка с хлопком разворачиваются над головой. Стропы подвесной системы чувствительно рвут за плечи, и я повисаю под куполом, болтая ногами, как это и полагается всякому новичку. Правее и выше виден неспешно удаляющийся биплан, от которого отделяется, летит вниз и через положенное время повисает на стропах ещё одна фигурка – это Марк вслед за мной совершает третий в своей жизни прыжок.
У-2 тем временем разворачивается и заходит на посадку. На широком лугу, гордо именующемся лётным полем харьковского аэроклуба его ожидает следующая смена спецкурсантов. А я наслаждаюсь недолгими минутами беззвучно-плавного спуска, любуюсь кучерявящейся по краю поля рощицей, белые крестики планеров у дальнего конца ВВП и грузовичок-буксировщик, с которого к одному из «парителей» тянут трос. Ветерок сегодня слабый,