Помню, как нежно произносила Лина Васильевна «Жора» при встречах с моим отцом.
В моем двоюродном брате Николае Николаевиче, как и в моем отце, было много казачьего, в частности пренебрежение бытовыми удобствами. Однажды я приехал к нему в гости в Минск, где он возглавлял созданный им Институт физики твердого тела и полупроводников Академии наук БССР. Жил он в то время один, семья находилась в Москве. Приехав, я застал его за ужином: Николай Николаевич ел гречневую кашу. Эту же кашу ел его большой пес. Я присоединился к трапезе.
Помню одну историю, рассказанную им: после революции представители советской власти пригласили казачьих офицеров в Краснодарский театр для регистрации и определения на службу. Там же, в театре, все они были арестованы и бесследно исчезли. По-видимому, такой прием был довольно распространенным в то время. Как написано в воспоминаниях И. С. Шмелева, таким же образом Бела Кун в Крыму уничтожил белых офицеров, явившихся по требованию властей на регистрацию.
Но я редко слышал подобные рассказы от Николая Николаевича. Как правило, в домашних «политических» разговорах он был весьма лоялен власти и ее идеологии, что вызывало сильное недоумение моих близких.
В конце 1920-х отец учился в Московском индустриально-педагогическом институте им. К. Либкнехта. Среди преподавателей встречались крупные ученые – скажем, физико-химик П. А. Ребиндер и химик Б. Н. Меншуткин. Это было время революционных педагогических новаций: например, бригадного обучения студентов, когда преподавателю мог отвечать один студент за всю группу. В институте отец познакомился с будущей женой, то есть моей мамой. Оба жили в общежитии. Маме переселиться в общежитие посоветовал тайком комсомольский лидер, который ей симпатизировал. Она уже попала в списки на отчисление из-за плохих анкетных данных, а переселение в общежитие почему-то временно уменьшало остроту проблемы.
Когда мама знакомила отца с родителями, ему пришлось представиться евреем. Дело в том, что мамин отец был глубоко ортодоксальным и выдать дочь замуж не за еврея было для него немыслимо. Конечно, маминых родителей удивило, что ее знакомый молодой человек не говорит на идиш, но для них придумали какое-то объяснение. Нехама, мамина мама, кажется, догадалась об обмане, но виду не подала. Ситуация поразительная: казак представляется евреем!
Мои будущие родители посещали вечера поэзии в Политехническом музее, слушали Маяковского, Уткина, Есенина; видели корифеев МХАТа и других московских театров, спектакли Всеволода Мейерхольда, Соломона Михоэлса, блиставшего в еврейском театре ГОСЕТ в роли короля Лира. Отец рассказывал, что как-то по общежитию прошел слух, что выступает Троцкий. Потом те, кто пошел его слушать, навсегда пропали.
Студентом отец ездил на родину, в станицу Бжедуховскую. Там его однажды, как сына казачьего офицера, посадили под арест в баню. Похожий эпизод был в биографии философа А. Ф. Лосева,