Это слишком интимный жест, поэтому я пытаюсь высвободиться.
– Здесь не скользко. Я не упаду.
– Если из нас двоих кто-то упадёт, это буду я. – Его голос слишком резок, а слова настолько двусмысленны, что я теряюсь.
Про падение женщин пишут романы. Его боятся, о нём сплетничают. Иногда о нём мечтают.
Про падение мужчин говорить не принято, они гордятся своей силой.
Но с Резником всё не так, с ним я проваливаюсь в неведомую глубину, кувыркаюсь в его секретах, в его чувствах, как в штормовой волне.
– Тогда держись крепче! – отвечаю чуть слышно, предлагая ему то, что не собиралась давать.
Чтобы разрядить атмосферу, рассказываю о клиентах, вспоминаю забавные истории. Резник заметно расслабляется, шутит и, склоняясь ближе, щекочет ухо тёплым шёпотом.
Мне кажется, что мы на свидании, и это ощущается неправильно. Понять бы почему. Мы оба свободны, не связаны обязательствами и обещаниями. Резник хорош до неприличия, задорной мальчишеской красотой. В школе меня раздражало его шалопайство, но теперь он состоявшийся музыкант, владелец магазина.
Чего я опасаюсь?
Глубины синего взгляда. В ней есть нечто пугающее, слишком сильное. Я не уверена, что готова к чувствам такой глубины.
Остановившись посреди дороги, поворачиваюсь к Резнику. Прохожие, ворча, обходят внезапное препятствие.
– О чём ты хотел поговорить?
Резник морщится и смотрит себе под ноги. Он одет со стилем, но не броско. Мне это нравится. Мне вообще слишком многое в нём нравится, особенно артистическая небритость.
– Я не собираюсь говорить об этом на улице, – говорит сурово. – Провожу тебя до дома и зайду ненадолго, там и поговорим.
Киваю, и к Резнику возвращается весёлое расположение духа. Он рассказывает забавные истории о фанатках, о недавнем концерте и об Успенской. Когда перед нами возникает громада дома художников, я вздрагиваю от удивления. Уже пришли? Кто бы догадался, что с Резником так интересно и легко.
Многие бы догадались. Например, одноклассницы, которые страдали по нему до самого выпуска, а то и дольше.
Мы поднимаемся по лестнице, и я открываю дверь чуть дрожащей рукой.
– Кофе будешь? – спрашиваю, подходя к плите.
– А покрепче ничего нет?
– Чай.
– Очень забавно. Водка есть?
– Нет, только вино.
– Розовое?
Угадал или помнит? Я пила при нём всего один раз – на выпускном вечере. Они с братьями зашли минут на десять, а потом уехали за город с большой компанией.
Но он запомнил.
Тщательно прячу улыбку, изо всех сил сопротивляюсь восторгу, произрастающему из этого нехитрого факта.
– Там твоя кровать? – Резник смотрит на ширму, отделяющую мою так называемую спальню.
– Да, а что? – Волнуюсь, но не хочу, чтобы Резник это заметил.
– У тебя сесть негде! – усмехается, показывая на стулья, загруженные картинами. – Давай уж разливай своё розовое вино. – Его взгляд мечется по комнате,