– На, – я вытащила своё одеяло и протянула просиявшему Мишане.
Венькино лежбище быстро доусовершенствовали. Приспособление было хлипким, но братец счёл его достаточным. Я размышляла, как он на самом деле относится к тому, что ведьмаки собираются прикончить его тварь. Он не может врать, но иногда он пользовался прикрытием своей святой простоты – он сам не всегда понимал, как к чему-то относится, пока не срывался с катушек. Ведьмаки зачем-то стругали лесины.
Я сама не понимала, как отношусь к этому. С позиции сестры Веньки я сочувствовала ему и его подданным, что их можно без суда и следствия убить, уничтожить любым способом… но если говорить по сердцу – я смотрела на существо, а оно смотрело в ответ с ожиданием. Оно было до некоторой степени разумным, но даже это не заставляло испытывать толику сочувствия. Но и смотреть на убийство не хотелось.
Практиканты с наставником остались на месте, Жрицы, как и я, предпочли отойти в сторону. В нашем случае выбор был между готовящимися убить ведьмаками и мучающимися с супом вампирами.
Венька похлопал по одеялу рядом с собой. Я решила не заострять внимание на том, кто кого мог приглашать. Братец мог и сорваться. Вампирши с надеждой посмотрели на меня, но я развалилась на своём одеяле в равно выжидательной позиции со сцепленными на животе руками. Пускай считают, что я такой же сатрап и тиран.
Семь женщин неопределённого возраста в артистических позах, со скрещенными в тонких чулках лодыжками, задрапированные бархатом, шёлком и вуалями, сковывающими нормальную женскую пластику тела, беспомощно вспоминали времена, когда чувствовали вкусы еды. Они были одеты не по погоде, будто вышли в лес на фотосессию. Чёрные платья-футляры, с коротким запасом на шаг. Вот это платье, конечно, роскошное, бархатное, без единой пылинки-ворсинки, как безупречная гладь ночного озера…
Вампиры мужского пола были отправлены развлекать Повелителя, пока не готов обед. Наивные. Думают, что он освободит их от повинности, когда получит тарелку.
– Гумбольдт выставил дочь из дома за интрижку со смертным…
Прячущиеся под сенью дерев мужчины начинали уже не первую сплетню, но Венька по-коровьи морщил нос и только что не отмахивался хвостом от мух. Сплетни его не интересовали. С недавнего времени он стал считать себя ценителем классики.
Один из мужчин (Мишаня, самый приставучий и зубоскальный, называл его Вителлой) взялся пересказывать сказки тысячи и одной ночи.
– А мораль будет? – неожиданно перебил Венька, насторожившись на вступлении.
Высокий гибкий вампир с интеллигентным лицом и накрахмаленным воротничком безукоризненно чёрной сорочки наморщил гладкий нос.
– Мораль тоже будет, – кивнул он, тряхнув чёрной чёлкой.
Придётся постараться. Послушаешь парочку литературных фабул и уже неудивительно, почему маги арабской диаспоры