– Загадочно? – крикнула она. – Это ужасно! Он должен быть здесь! Ты сказал, он улетел?
– Да, – подтвердил Простодурсен.
– А ты как дурак смотрел на это и только прятал кулаки поглубже в карманы?
Все посмотрели на его кулаки. Он держал их глубоко в карманах.
– Да, – сказал Простодурсен. – Он захотел свободы.
– Свобода свободой, – сказал Сдобсен, – но окно закрыто, а дом не щелястый.
– Щелястый очень даже, – возразил Простодурсен. – Здесь часто дует и завывает, а в темноте можно ступить в чёрную дыру. И я слышал, как что-то просвистело мимо меня, когда открыли дверь.
– Ты положил его в пудинг, факт, – сказал Пронырсен. Он швырнул скорлупу обратно на кровать и огляделся, словно прикидывая, что бы он переделал в доме, если бы эта избушка внезапно стала его.
– Таких… – сказала Октава, – таких гадостей я сроду не слыхала. Простодурсен принял в дом яйцо, а ты зачем-то говоришь….
И она зашипела на Пронырсена. Но этого Пронырсена шипением было не пронять. Тогда она взглянула на Простодурсена. Тут её ждал полный успех. При виде сердитого лица Октавы Простодурсен послушно побелел.
В кулаке у Простодурсена пихался утёнок. Он пощипывал его за пальцы. Это было не больно. Это было приятно.
Тем временем Октава постановила, что это ерунда и утёнок никуда из дома деться не мог. Он ещё совсем малыш, только народился, и не знает пока, как управляются с крыльями.
– Ладно, – сказала она, – вы стоите тихо, а я ищу. А вы не наступили на него часом? Так, аккуратно поднимаете одну ногу, переставляете её и осторожно поднимаете вторую ногу. Вот ведь горе моё луковое… чесночное и хреновое…
Простодурсен, Сдобсен и Пронырсен послушно сделали, как она велела. Высоко поднимая ноги, переступили на месте и замерли в молчании, ожидая, пока Октава обследует всё вокруг.
– Я хотел предупредить, – внезапно произнёс Пронырсен, – тут у нас возможны изменения. Я жду в гости родню, как вы помните.
– Да, эти разговоры мы слышали, – откликнулся Сдобсен. – Новые времена, новая мода… Как за границей… Я ничего против не имею, лишь бы у меня ничего не менялось.
– Нет, изменения будут по мелочам, – объяснил Пронырсен.
– Не морочь нам этим голову сейчас, – прикрикнула Октава, лазая на коленках по полу.
– Как известно, вода в реке, по сути, моя, – сказал Пронырсен.
– Что значит твоя? – вытаращил глаза Сдобсен.
Простодурсен был занят тем, что гладил утёнка, проводя в кармане пальцем ему по спинке от макушки до хвоста. Он не вслушивался в слова Пронырсена и мечтал поскорее от этого незваного гостя избавиться.
– Вода сперва приходит ко мне. Значит, она моя.
– Слушай, – сказала Октава из-под кухонного стола. – Просушняк – ветер южный, и начинает он с моего белья, но я же не говорю, что поэтому он мой. Стой смирно!
– Твой, конечно, спору нет. И я советую тебе собирать его в мешки и продавать нам,