Афродита спрыгивает с кровати, и я вижу ее великолепное нагое тело. Она быстро одевается, пританцовывая.
– Мне пора уходить, Мишель. Но я все сделаю, чтобы спасти тебя. Сделаю что угодно.
Едва она выскальзывает за дверь, как в камеру с шумом входят кентавры. Они хватают меня, заставляют одеться.
Я покорно выполняю их требования.
Кентавры ведут меня в амфитеатр, в котором на этот раз устроили зал суда.
Двенадцать богов-преподавателей сидят за длинным столом. Зрители заняли свои места. Для них это просто продолжение вчерашнего спектакля.
Афина встает и ударяет в гонг.
– Обвиняемый Мишель Пэнсон, встаньте!
Я медленно поднимаюсь. Боги-преподаватели начинают обсуждать процедуру суда, спорить о том, как вести это необычное дело. Наконец они достигают согласия. Если я правильно понял, моим адвокатом будет Дионис. Аполлон выступит от обвинения.
Афина, назначенная председателем суда, ударяет молотком по столу, призывая присутствующих к порядку.
– Слово предоставляется обвинителю.
Аполлон называет меня циничным убийцей-рецидивистом. Напоминает, что я убил двоих конкурентов в игре – Люсьена Дюпре и Ксавье Дюпюи, а также одного кентавра. Подчеркивает, что я плохо играл, жульничал и не желал признать поражения. Он оглашает законы Олимпии и утверждает, что я нарушил их все. Говорит, что с самого начала я был «нарушителем спокойствия». Даже играя свою партию на Земле-18, я злоупотреблял чудесами, создавал слишком много пророков, потому что не мог держаться в указанных рамках.
Атлант, которого вызвали как свидетеля, заявил, что я жульничал, тайно проникнув в его дом и вмешавшись в игру во время перерыва, а именно: послал своему народу мессию, которого называли Просвещенным.
Свидетель Гермафродит указал, что я разгромил его лабораторию, освободил химер, многие из которых до сих пор скрываются в голубом лесу, в связи с чем существует опасность возникновения множества непредсказуемых гибридов.
Сирены, которых в зал суда доставили в переносном бассейне, исполнили песню о том, что, желая переправиться через реку на плоту, я бил их палкой.
Я задумчиво улыбался.
Не гражданин Эдема, а настоящее чудовище.
Дальше все продолжалось в том же духе. Трехголовая химера рассказала, что я едва не свел ее с ума при помощи зеркала. Горгона Медуза заявила, что я учинил беспорядки не ее скульптурных полях.
Не хватает только, чтобы они пригласили огромного кита, который проглотил нас с Сент-Экзюпери. Он мог бы пожаловаться на то, что из-за меня у него несварение желудка.
Слова просит Рауль Разорбак. Он требует, чтобы его вызвали как свидетеля. Афина разрешает ему выступить.
Мой старый друг говорит, что как бог-ученик я выполнял свою работу безупречно. Что через своего пророка Просвещенного я распространил в мире смертных согласие, толерантность, стремление к знаниям. Он также говорит, что если иногда я и был