Светлана ахает, взирая на меня расширившимися от ужаса глазами. Еще бы: раньше я ни разу не скакал перед ней в полуголом виде. Ничего, переживет!
– Глеб Александрович… с ва-а-ами все хоро-о-о-шо?
– Маша где? – рявкаю, пропуская мимо ушей ее вопрос. Мое состояние сейчас – дело десятое.
– Так уе-е-хала она… утром еще… – заикается в ответ и осторожно уточняет: – А по-о-чему – не сказала. Что-то слу-у-чило-ось?
Уехала… Выходит, и тут я опоздал. Закрываю глаза, прижимаясь лбом к прохладной стене. Боль в висках нарастает, обостряясь до тошноты. Еще как случилось… Мы случились…
Глава 1
Глеб
– Доктор, вы уверены? – смотрю в серьезные глаза высокого седовласого мужчины и не хочу верить. Это же может быть ошибкой. Отец – сильный человек, он даже простудой не болел последние несколько лет. Какая опухоль?
– Глеб Александрович, уверен в таких вопросах может быть только Господь Бог. Я всего лишь излагаю вам факты.
– Но ведь можно что-то сделать? Операцию? Если вопрос в деньгах…
Он останавливает меня движением руки, качает головой, подавляя вздох.
– Деньги, к сожалению, не в любой ситуации могут помочь. И поверьте, мы делаем все возможное.
– Я могу пройти к нему? – и когда врач позволяет, почти бегом направляюсь в палату.
Все происходящее не укладывается в голове. Будто я вижу дурной сон и вот-вот должен проснуться. Хочу проснуться, но никак не получается.
Мы не то чтобы были близки с отцом. Последние годы – точно нет. Он упертый донельзя и живет по принципу: «Есть два мнения: мое и неправильное». Да и я – такой же. Особенно теперь, когда твердо встал на ноги и хорошо представляю, чего хочу от жизни. Спорили с ним часто, даже ругались. Но это все равно не значит, что я готов дать ему умереть! Должен сделать что-то, обязательно должен! Есть же какой-то выход, если не у нас, то заграницей. Надо поговорить с врачом, пусть даст направление, и я сегодня же отправлю запросы везде, куда нужно. Из шкуры вывернусь, но найду выход!
Останавливаюсь в дверях, рассматривая лежащего на постели человека. Он кажется каким-то безнадежно далеким, совсем чужим. Не верится, что это мой совсем недавно полный сил и энергии отец.
– Проходи, Глеб, и убери с лица это жалостливое выражение. На кладбище потом будешь вселенскую скорбь изображать, а пока мне поговорить с тобой надо.
Не сдержавшись, хмыкаю: не совсем он сдал, раз еще позволяет себе такой тон. Сажусь на стул возле кровати, всматриваясь в бледнее, резко осунувшееся лицо.
– И не думал тебя жалеть. И что за бред про кладбище? Мы повоюем еще с тобой.
Отец кривит губы, не то силясь усмехнуться, не то выражая недовольство.
– Брось,