– «Бестолочь» ты моя, но, работящая.
Вообще разбудил их Семён. Выскочили они на крик, похватали, что успели. Нинка выгнала овец, козу и дико воющего пса Кузьму. Набежали соседи, ломали окна, выкидывали, что смогли.
Утро застало их тоскливо сидящих на пепелище. Нинка сидела на чёрном от копоти стуле и прижимала к груди спасённые учебники и тетради, а мама плакала тихо невдалеке, на остатках спасённой мебели. Нинка смотрела с болью на кучу ещё горячих и тлеющих головешек, которые вспыхивали злыми огоньками утихающего пожара.
Было страшно и одиноко.
– Ох, отец, отец, что же ты натворил, – тоскливо причитала мать, оглядывая то, что осталось от их красавца -дома.
Обгорелый труп Максима Ивановича нашли среди груды сгоревших брёвен. Соседи помогли организовать похороны, на первое время их приютили соседи, а потом от леспромхоза выделили жильё: заброшенный дом, который надо было ещё отремонтировать, обжить. Помаленьку обжились. Опять помогли добрые люди.
– Слава Богу, есть крыша над головой и то хорошо! – гладила по голове дочь Полина Ивановна.
Когда мама была на работе, Нина уходила с удочками на реку, находила тихое местечко под кустами ивы, и под тихий плеск волны размышляла о жизни, которая у ней складывается, и что ждёт её впереди. Злость на отца, (не отсюда ли у неё зародилась неприязнь к мужчинам), который не только унижал мать, но и лишил семью крова. И благодарность людям, которые помогали им после пожара.
Мало-помалу старое забывалось. Теперь они жили в старом, но крепком деревянном двухэтажном доме, в котором жило восемь семей. Поселковое руководство выделило им одну из квартир на втором этаже, так как дом, который им предложили сначала, подлежал сносу. Больше всего Нинке нравился балкончик, маленький, но уютный, где она поставила складной стульчик и, вдыхая дурманящий запах сирени в саду, огороженный палисадом, читала книгу о любви. Сейчас она читала роман Джил Грегори – «В ожидании счастья». Жизнь не щадила Мэгги Клей. Казалось, что её преследует рок – всякий раз, когда рыжеволосая техасская красавица находила, если не счастье,