День другой – кошмар все тот же. Евгений Меньшенин

таких же темных очках.

      У пассажира было небритое лицо, светлые волосы торчали, будто он только что поднялся с постели и сразу сел в машину. Наверное, куда-то очень спешил. Он вынул зубочистку изо рта. На руках – черные кожаные перчатки. Что могло заставить человека в такую жару надеть перчатки? Наверное, то же самое, что заставило надеть темные очки и сесть в тонированную машину.

      – Я не знаю, – сказала Катя и пошла дальше, оглядываясь по сторонам в поисках убежища. У нее было очень плохое предчувствие.

      Она заметила за домом напротив проулок и прикинула, успеет ли она добежать до него, пока эти парни не вышли из машины.

      – Мы уже часа два тут катаемся и все найти не можем этот долбаный дом. Может, вы знаете Петра Михайловича Терентьева? У него такой большой особняк, со львами у ворот. Говорят, его тут все местные знают.

      – Я не местная, – сказала Катя. Голос ее дрожал, как и все тело.

      – А, – сказал парень, и улыбка его погасла. – Ну ладно.

      Катя как могла быстро обогнула машину сзади и перебежала дорогу.

      – Кот, лови ее, она сейчас смотается! – крикнул кто-то.

      – Никуда не денется, – раздался другой голос, спокойный, даже довольный. – Вонючая старушенция, да ты глянь, какая она тихоходка!

      Катя добежала до проулка. Слева был особняк, похожий на каюту лайнера: высокий, белый, обитый чем-то типа пластика, настолько яркий, что в глазах рябило. Справа возвышался дом, построенный из серого камня, хотя наверняка это был декор. Дом напоминал замок: огромные арочные окна, высокие башни, герб на воротах с орлом и львом.

      Катя бежала в переулке между высокими изгородями. Сзади доносился звук мотора. Черная машина преследовала ее.

      Катя выскочила на другую дорогу, параллельную той, где она только что шла. Напротив был лес, а между дорогой и лесом глубокий ров, на дне его бежал ручей. Катя выдохлась. Она чувствовала, что еще секунда, и она просто грохнется в обморок.

      Машина остановилась в нескольких метрах позади. Хлопнула дверь.

      – Бабуля, куда торопишься?

      Этот голос, притворно успокаивающий, пугал. Только совершенно хладнокровный и безумный человек мог так приторно-ласково разговаривать с женщиной, которую преследовал.

      У Кати закружилась голова. Она медленно опустилась на колени. Лыжная палка и дневник упали на дорогу.

      Катя обернулась. К ней приближался тот мужчина, который грыз зубочистку, одетый в старые дырявые джинсы, черную рубашку и черные ботинки. Он что-то держал в руке, похоже на пистолет.