– Дааа! – на ходу, зло ехидничаю я, – Мы крадёмся совершенно бесшумно!
– Ага! Такой грохот стоит! – улыбается Игорь, – Интересно – кто нас ещё не слышит?
Но, поделать тут, ничего нельзя – лежащие в разных направлениях, трубки лопухов покрывают почву сплошным ковром и нельзя ступить так, чтобы не наступить хоть на одну из них. Осторожничай – не осторожничай, всё – равно! За километр слышно…
– Грруух! Грруух! Грруух! Грруух!
– Грруух! Грруух! Грруух! Грруух!
– Медведь! – резко замирает Игорь и я ловлю, на излёте, свою ногу.
Метрах в тридцати слева, прямо напротив нас, массив хвойника прогибается узким закоулком. И в нём, под сырым ольховником, кормится взрослый медведь! Рядом ковыряет землю чёрный медвежонок – годовик. А, мы – стоим посреди пустыря, как две цапли! Я – вообще, на одной ноге. Носком вперёд, я осторожно всовываю свой болотник под лопуховые трубки…
– Это – наши! – шепчет Игорь, – Медведица с медвежонком!
– Точно! – соглашаюсь я, – Вот, они, оказывается, где обосновались!
Как, оба зверя, не слышали ужасающего хруста сухих лопухов под нашими ногами?! Это – необъяснимо… Вернее было бы сказать – “обе”. Ведь, это – две самочки, медведица и её дочь. Подняв бинокли, мы стоим, развернувшись влево и рассматриваем медведей…
Звери поглощены кормёжкой. Медведица, изредка переступая с ноги на ногу, словно корова на пастбище, пасётся на весенней траве. Не поднимая головы, она постоянно делает щипательные движения – резко и коротко дёргает под себя мордой. Так делают пасущиеся коровы. Шаг за шагом, она постепенно разворачивается к нам то боком, то передом… Желтовато-чёрная, контрастная окраска, резко выделяет её на буро-зелёном фоне ольховника.
– Блин! Закон подлости! – я “грызу себе локти”, – Фотоаппарат не взял!
Однотонно-чёрный медвежонок копает лизихитон, по окраинам разлившихся сейчас, весной, луж. Он делает покопку за покопкой, совсем не интересуясь травой, растущей на сухих буграх, рядом.
– Игорь! Смотри, какое у них разделение! – шепчу я, не отнимая бинокля от глаз, – Они друг другу – не конкуренты в пище! Медведица ест всё, что находится выше уровня почвы, а медвежонок ест всё, что находится под землей.
– Ну! – соглашается тот, – Он – только копает, она – только щиплет.
Вот, медведица прервала кормёжку. Она делает пару шагов к луже и долго тянет губами воду, пьёт…
И опять начинает кормиться! Звери держатся вместе, они не отходят друг от друга дальше восьми – десяти шагов…
Медвежонок плюхается своим пузом на белый пятачок снега. И замирает…
– Остываешь? – улыбаюсь я в бинокль, – Что? Жарко?
– Хм! Могла бы и в лужу лечь! – рассудительно замечает на это, брат.
Полежав несколько минут, медвежонок поднимается со снега и возвращается к кормёжке. Проходит десять минут, пятнадцать…
Мы стоим, без работы, а время идёт.
– Надо что-то делать! Столько времени потратили…
– Ну!..