Кузьма шёл рядом со мной. Шёл, так же как и я, осторожным шагом, затаив дыхание и с восхищением рассматривая всё вокруг.
– Серёга, ты знаешь, что это за дерево?
– Угу! – промямлил Кузьма в ответ.
Слышно было по голосу, что название дерева его как раз мало волновало, а вот ветки, которые будто приглашали на них взобраться, он не выпускал из виду ни на секунду.
– Это дуб, – ответил после недолгой паузы он.
– Сам ты дуб! Дубов таких не бывает. Ты глянь на листья, совсем же другие.
– А я говорю, дуб! – обиделся Кузьма. – Не веришь? Вот в ухо заеду тебе, сразу поверишь.
«Вот и вернулся наш Кузьма! – подумал я. – Всё тот же грубый и неотёсанный чурбан, каким и был до миссии спасения элиты научного сообщества – элиты, о которой, к слову, мы уже совсем забыли».
– Вон смотри! – Кузьма вытянул руку с указательным пальцем в сторону ветки, на которой копошилась белка. – Вон и жёлуди. Говорю же, дуб!
Я проследил за направлением его руки и действительно увидел, что белка держит в лапках какой-то круглый орех, очень похожий на жёлудь. Рядом с ней на уровне кисточек её ушей висели ещё два круглых, небольшого размера ореха. Но с такого расстояния сложно было разглядеть их в деталях – ветка, на которой сидела белка, была на высоте около четырёх метров от земли. Издалека орехи от жёлудя не отличались, но я точно знал, как выглядят листья дуба, и это точно были не они, а поэтому я и не решался назвать орех жёлудем.
– Эх! Чем бы туда запульнуть, чтобы разглядеть поближе? – раздосадовано произнёс я вслух.
– Не боись, Зелёнка! Это я сейчас мигом! – от прежней учтивости Кузьмы не осталось и следа, но надо отдать должное, говорилось всё это без какой-либо озлобленности или подковырок. – Сейчас я принесу кирпич и мигом её собью! Только, чур, хвост – мой!
– Какой хвост? – я растерялся и даже отвёл взгляд от орехов, посмотрев с удивлением на своего собеседника.
– Какой-какой… беличий, конечно же! А ты что думал, я кирпич принесу, белку тебе собью, а ты хвост себе заберёшь? Самый лучший трофей?! Нет, Зелёный, так дело не пойдёт!
Мне стало одновременно – и обидно, и смешно. Обидно за белку, которой вдруг стала уготавливаться такая участь. Обидно за себя, что мне на голову свалился такой бездарный друг, при котором, как говорится, и врагов не надо. Мне даже в тот момент вспомнились водомерки, – и за них тоже стало обидно, хотя сейчас они были совершенно ни при чём и могли только радоваться, что Кузьма отвлёкся от них и убежал исследовать