Практиковать йогу Бальтазар не пожелал, так что мы вдвоем направились осматривать окрестности.
– Тут есть старое кладбище. Тебе должно понравиться.
– С чего это вдруг? – удивилась я, планируя в ступе следом за котом. – Я как-то не люблю кладбища.
– Да? Странно дляу проводника душ.
Окружающая обстановка совершенно не располагала к подобной теме: солнце светит, птицы поют, кузнечики стрекочут, бабочки порхают. Толстый мохнатый шмель на полной скорости врезался мне в лоб.
Кладбище случилось как-то неожиданно. Вот было поле, а вот я понимаю, что под ступой – остатки надгробий и чем дальше, тем их больше. Никакой ограды, обозначающей границы территории, и в помине не было, какой-либо симметрии и порядка также не наблюдалось. Захоронения располагались хаотично. Сбавила скорость, кот тоже угомонился и тихонько ступал своими лапищами по зеленой сочной траве. Чтобы разобрать имена, надо потрудиться: на выщербленных ветрами и дождями камнях едва заметны какие-то надписи, да и те скрыты мхом. Относительно ровная земля разбавлялась холмами неправильной формы. Ключ-от-всех-миров похолодел и потяжелел, потянул вниз, будто камень на шее.
Кое-где торчали одиночные деревья, похожие на выживших в неком катаклизме. Почти мертвые, со скудными листьями, отвалившейся местами корой и горбами-наростами на стволах. На ветвях, ссутулившись, притаились вороны. Здесь не порхали бабочки, не стрекотали кузнечики и даже воронье не каркало. Тишина. Заросшие холмы при ближайшем рассмотрении оказались провалившимися склепами.
– В них летучие мыши спяут, – тихо сказал Бальтазар. – Здесь их иногда отлавливают для нужд Академии.
Не будем тревожить их сон.
– Тут покоятсяу колдуны и чародеи, чьи имена уже забыты.
– А чем была раньше эта территория, весь этот лукоморский тупик? – Я говорила тихо, но в мертвом покое старого кладбища даже шепот казался вульгарным.
– Никто не помнит, был ли раньше в этом месте город, с тех пор не осталось ни одной живой души, которая могла бы рассказать.
Запах тлена давно покинул эти места, а горесть, тяжесть забвения остались до сих пор. Поймала себя на том, что зубы начали клацать от холода, а в груди будто застрял осколок льда. Вытащила Ключи наружу. Кощеев никак не реагировал, а мой покрылся инеем. В закоулках сознания зашумели голоса: чужие жизни шептали, волновались, перебивали друг друга. Персональная базарная площадь у меня в голове – со всех сторон говорят, и тонешь в этой чавкающей, кашляющей, сопящей болтовне, и не понимаешь ничего, потому что мозг не успевает обрабатывать информацию. Я не могла пошевелиться, Ключ тянул все ниже, шея онемела, руки покалывало, в глазах потемнело. Кто бы ни был здесь похоронен, они пытались вытянуть мою энергию. Не выйдет, фигушки! Моя темная половина встрепенулась, пробуждаясь ото сна, приоткрыла глаза, оскалилась черной пастью. Еще минута – и налетит буря…
– Живая… Дай… Непорядок… – прорвались сквозь белый шум голоса. – Неправильная…
Каким-то