– Знаю, конечно! Он живёт в красном кирпичном доме с башенкой. Забавный такой дом… – Людмила мало того, что знала, так ещё и сходила лично посмотрела, даже с соседкой хозяев Тима поговорила, – Им действительно собака не нужна… Предыдущий куда-то исчез. Весной привезли этого, а он щенок был. Есть просил всё время. Поскуливал. Некоторые жаловались, ну, хозяева бить начали. Соседка предложила его ходить кормить. Но она пенсионерка, своих собак трое, ещё этого не потянет. Сказала, что за небольшую денежку была готова варить еду и на него. Прямо калькуляцию рассказывала – не согласились. Мол, будет своих кормить, а деньги красть.
– И так бывает, небось…
– Не тот случай, Володенька. Есть мошенницы, конечно, но у таких свои собаки не бывают такими ухоженными, а соседский не пытается прощемиться поближе к сетке и руки полизать. Она его всё равно подкармливает чем может, когда хозяева долго не появляются, но они очень уж ругаются.
– А Мишка тут причём?
– Мишка его увидел почти сразу, как мы дачу купили и к нему бегает. У нас даже порядок выработался – покупаем ему еды, и Миша идёт к псу, а я на рынок, а потом он меня находит, и уже вместе двигаемся за покупками в супермаркет.
– Погоди, а как он с ним общается? Через сетку? Следы-то на футболке были такие… контактные.
– Ну, не совсем через сетку. Она в одном месте отходит и Миха… нет, не наливайся праведным гневом. Не забирается он на чужой участок! Просто передаёт псу еду, гладит, а Тим ему правую переднюю лапу подаёт – как раз дотягивается через прутья вольера. Мишка к нему очень привязался и очень за него боится.
Владимир хмыкнул, – Ну, не дураки же хозы, от пса избавляться.
– От первого избавились… Да и не нужен он им. Они дом собрались продавать, уезжают куда-то. Только цену заломили большую, никто не берёт, а боятся, что дом пустой, да у станции. Вот Тима и держат.
Владимир досадливо дёрнул плечом. Его всё это совершенно не касалось. А Мишка просто не умеет себя вести и вообще лезет, куда его голова не лезет! Он заглянул в холодильник, достал бутылку с ледяной минералкой, вышел во двор, приложил булькнувшую бутылку к виску и вдруг его словно толкнул кто! Вспомнился обжигающий холод от тёмной воды, в которую он прыгнул за тем щенком… Да! На берегу кто-то кричал о сопляке, который лезет, туда, куда его голова не лезет, но он сумел добраться до безнадёжно тонущего псёныша и выволочь его на берег. И потом он щенка не бросил! Они вместе с мамой нашли ему дом.
– Голова не лезет, да? Давненько ли ты стал таким… – он покосился на своё отражение в оконном стекле и скривился. – Чё-то ты, Вовка, омерзявел!
Словечко «омерзявел» тоже было оттуда – из детства. У них в компании оно означало худшую степень пакостных изменений в недавно ещё приличном пацане.
Мишка уныло размышлял о том, что ему, конечно, грех жаловаться.
– Раньше-то было совсем фигово! А сейчас и бабуля, и Фёдор, и Маурка, – про отца он принципиально старался не вспоминать. – И жить стало