– Я снайпер.
– Пацаны! Слышьте! – подал голос Кайотов, как будто не перестававший что-то жевать. – Меня батя брал недавно на охоту. Он мне даст, по ходу, скоро пистолет-воздушку пострелять. Там пули стальные.
В ответ послышался приглушенный смех. Скрипнула дверь.
– Отвали! Не тряси меня! – завизжал Осокин.
– Давай-давай, снайпер. Покажи ведро. Кай, смотри, тут хватит, чтобы пол помыть.
Трое забились в одну кабинку и склонились над ведром.
– А если уборщица и впрямь этим помоет?
– Тогда вам придется по этому ходить, – послышался детский голосок.
Они выглянули из кабинки и увидели у подоконника, на фоне окна, мальчишку в белой рубашке.
– Мелкий, тебя кто спрашивал?
Мальчик повернулся и улыбнулся так странно, что Харибдов даже решил не давать ему пока подзатыльник. Глаза мальчика были зеленые и лучистые, как морская вода.
– Спросите меня, что вас ждет в ближайшем будущем.
– Он дурачок, что ли? – спросил Харибдов, и парни заржали, как жеребцы. – Парень, ты что ли новенький? Я тебя раньше не видел…
В проем протиснулся Осокин. Он был ниже своих приятелей и самый щуплый из них. Поправив пальцами футболку с надписью «New York» (в футболках по гимназии ходить было нельзя), он поглядел на мальчика. Из-за косящего глаза и нервной слабой улыбки худое лицо Осокина казалось одновременно беспомощным, виноватым и безумным. И оставалось загадкой, как одно лицо могло выражать все это сразу.
– Подожди-подожди. – Артем похлопал говорящего Харибдова по твердому животу, губы его растянулись в улыбке и тут же сжались, лицо стало притворно серьезным, он проговорил, намеренно делая голос гнусавым и растягивая гласные: – Скажи-ка мальчик, что меня ждет в будущем?
Но мальчик совсем не понял сарказма. Он только перестал улыбаться и проговорил медленно, хмурясь по-взрослому:
– Я вижу огненный след на твоей щеке. Вижу, как ты отжимаешься от пола и стоишь в строю.
– Физкультурник мстит, что ли?
– Нет, он – тут. Ты – там. Он – в спортивной форме и хочет ее носить. Ты в военной – и не хочешь. Жалко твои пальцы. Пальцы, которые могли бы дарить музыку. А еще жалко птицу.
– Какую птицу, парень? Ты дурошлеп? – Артем сплюнул на пол.
– Ха! Осока. Тебя загребут, короче. Малой, а мне предскажи! – просит Кайотов.
– Уйдешь отсюда первым. Вижу, как тебя бьют по лицу, часто бьют, уж прости.
– Это я тебя сейчас по лицу!
– Не злись, тебя это спасет. Тебя бьют – ты бьешь. Снова тебя. Выбивают дурь, выбивают глупость. Нелегкий путь.
– А мне! А со мной что? – Лицо Харибдова делается ребяческим, он вовлекается в игру.
– Ты здесь. Они там. Но не радуйся: ты здесь только потому, что их увели, а тебя оставили. Тебе скучно будет одному. Тебе стыдно будет.
Под сокрушительный гогот он прошел мимо них и вышел из туалета.
Спустя десять минут девятиклассники уже играли самодельным мячиком в футбол, отобрав его у кого-то из младших. Они забыли