– …С тобой, рвань, говорю. Слушаешь?
– Нет. – Безрод повернулся спиной и отошел.
Говорить без толку. Сивый сел на чурбак у кипящего котла, между ног поставил меч на кованую пяточку, оперся спиной о столб и закрыл глаза. Странная война. Вчера побоище прервали в середине дня. Остановили бойню и через стену перешучивались, уговаривались о поединке. Отвада сосватал Безроду поединщика из первейших. Абы кого на утренний поединок не выставят. Только не знает ангенн полуночников Брюнсдюр, кто именно выйдет от боянской стороны на плес. У оттниров на плес выйдет первый среди первых, и Безрод сильно удивится, если тот окажется здоровенным костоломом вроде Рядяши. Скорее всего, полуночник будет среднего роста, сух и травлен сединой. Безрод ухмыльнулся.
– Тычка позовите, с гончарного конца. – Не открывая глаз, бросил туда, где шуршали сапоги и звучала речь.
Замолчали. И почти сразу же раздался топот ног. Наверное, вои переглянулись, Отвада кивнул, и самый скорый убежал в гончарный конец.
– Ты вот что… – кто-то подошел ближе, кашлянул. Незнакомый голос. – Любят полуночники по глазам метить. Ну… тот их удар с разворота, когда бьют сверху вниз, а с середины заворачивают и пристраивают клинок под брови. Сделать так очень тяжело, но оттниры учатся этому сызмальства.
Сивый открыл глаза посмотреть на советчика – и обомлел. Князь. Рядом никого нет, дружинные разошлись по сторонам. Потому и не узнал голос Отвады, что тот говорил без надрыва, без натуги. Спокойно говорил. Так вот какой у тебя голос, Отвада-князь! А он-то все больше с личиной лаялся! Отчего же князь прячется за нее, зачем хочет казаться злее, чем есть на самом деле? Сивый и Отвада мгновение глядели друг на друга – и как будто выстроили меж собой хрупкий мосток. Однако наваждение быстро исчезло. Сломалось что-то внутри у князя, глаза подернулись обычной насмешливой злобой. Снова глядел на Безрода жестокий воин, синие глаза полыхали злобой, губы поджал. Безрод ухмыльнулся.
– Уйди, князь. Не ходил я за тобой год за годом, так и учить нечего. Пустое.
Отвада уже давно наблюдал за Безродом. Иногда, когда Сивый отворачивался и не смотрел на князя, у того прорывалось на лицо что-то теплое, истинно отеческое. Но злоба сминала все, подминала под себя. За долгие ратные годы поизносился князь, истончилась душа, вошло в нее горе и грызло изнутри. Князю бы тепла сыновнего, да где ж его взять? Так и стояли друг против друга – горячий,