Постояв ещё пару мгновений, чтобы переложить ответственность на игры разума, закрыл дверь кабинета.
Когда на летнем небосклоне стали проявляться первые лучи солнца, дверь кабинета распахнулась.
– Доктор! Скорее в 3 палату!
След медсестры около двери тут же простыл, и Генри стремился поспеть за ней.
Уже в самой палате он увидел пожилого человека, дергающегося в судорогах с закатанными глазами.
Укол… Стук сердца… Тишина.
***
– Тебе не кажется это странным?! Она ведь шла на поправку, Генри! Мы вытащили её из комы! Дважды! Но внезапно, в тихую, спокойную ночь – получите, распишитесь – инсульт. Причём какой!
Остер рьяно возмущался о произошедшем, не понимая, как так вышло. Его жестикуляция была резкой и насыщенной.
– Генри, ты был у пациентов этой ночью? Может звал кого-то?
Голос Рэйн внезапно перебивает Остера и её хладнокровный взгляд концентрируется на Генри
– Нет… Не звал. Почему спрашиваешь?
Рэйн делает несколько глотков кофе и после переводит свой взгляд на стол, где лежит черный камень морион.
– Видишь этот камень? Его нашли в тумбочке покойной пациентки… Издревле, его называли «мор». Думаю, сам понимаешь, какое значение он имеет. Что касается имён… После сегодняшнего утреннего обхода, одна из пациенток сказала мне, что ночью её кто-то постоянно звал по имени. И только пациент из 3-ей палаты откликнулся.
УБИЙСТВО
Небо.
Серость.
Зернистость черно-белых киноплёнок.
Клин чёрных птиц стремится за горизонт, где тлело солнце под тяжестью густого тумана. На возвышенности открывался вид на человеческий муравейник с высотными зданиями и бледными силуэтами уличных фонарей.
Обилие огней и сизая пелена.
За этим и наблюдали двое курящих, меж которыми в земле расположилась деревянная рукоять топора.
– Вот она, наша родина. Помнишь наши годы здесь? Улица, игры, беззаботность и счастье.
Спокойно говорил Лэм и после перевёл свой взгляд на Дитера.
– Помню, дружище. Здесь началась наша дружба. Да, детские годы пролетели стремительно быстро. Столько пережитого вместе, что всего и не счесть.
Отвечал Дитер, выдыхая клубок сизого дыма. Его свинцовые веки были прикрыты.
– Это точно. Братья не по крови навек и шли напролом через все преграды, которые были. Взаимовыручка и помощь, как фундамент.
Лэм улыбнулся и сам затянулся сигаретой, присаживаясь на землю.
Взгляд вновь концентрируется на безостановочной жизни города.
Свет фар, словно одинокий блуждающий путник в каменном лабиринте минотавра. Блеклые силуэты людей едва успевали появляться, перед тем как бесконечная серость их вновь поглощала, превращая в кляксу на полотне.
– Да, дружище… Всё так и есть. И всё так и было бы, если