– Всего?!! Два миллиарда рублей всего?!! – вытаращился Сева, не веря ушам.
– Запомни, Сева, – назидательно сказал Руслан, – когда мы будем говорить о Хачике, Булькатом, Тимохе и Шкалике, слово «рубли» выкинь из лексикона.
– А странное распределение сил в городе, – задумчиво произнес Артем. – Я понял, что верхушка этой пирамиды Хачик. Значит, подбираются к нему, и первое, что сделали, – выбили мозги, прикончив Алекса. Следуя логике, можно с уверенностью сказать, что развиваться события будут вокруг него.
– Я бы не торопился с выводами, – предостерег Руслан. – Запомни: восточная дипломатия. Ты думаешь одно, на деле выходит другое. Присмотрись пока.
– У тебя своих людей нет у Хачика?
– Есть. Но не у Хачика, а у Алекса. Уж извините, имени не назову. Если там начнется возня, мы знать будем. Только что это даст? Арестуем, а их прокурор выпустит. Так уже было, меня однажды в звании понизили. Спасибо, что с работы не турнули.
– Тогда есть смысл подождать, – сказал Артем. – А ведь нас боятся, раз звонили с угрозами. Ну? Что стух, Сева? Наливай.
7
Протянул Алекс на удивление долго – месяц. В светлой палате швейцарской клиники он лежал на белоснежных простынях бледный, измученный длительной борьбой за жизнь. Он умирал. Хачатур склонился над компаньоном:
– Алекс, ти слишишь? Это я, Хачатур.
Алекс приподнял тяжелые веки, смотрел сквозь него. Хачатур тронул его за руку:
– Все хорошо, дорогой, все хорошо. Тебе скоро станет лучше. Лечение идет успешно. Алекс, дорогой, куда ти спрятал бумаги?
Глаза Алекса вдруг увидели компаньона, на один миг в них блеснуло торжество, что отпугнуло Хачатура Кареновича. Первым его порывом было отойти, но он повторил вкрадчиво:
– Алекс, скажи, где бумаги?
Алекс смотрел осознанно, вопрос услышал, из глубины его зрачков вынырнула ненависть, росла, заполняя палату. Вот теперь Хачатур выпрямился, поджав губы, словно отодвигался от ненависти, Алекс его разозлил. Ведь мог говорить, мог, но не хотел.
– Ти не можешь так уйти.
Хачатур Каренович произнес фразу с обидой, как ребенок. Он еще несколько раз просил Алекса сказать, где тот спрятал бумаги, но безрезультатно. Алекс прикрыл веки и больше не открывал, давая понять, что ничего не скажет. Через двое суток он скончался. Когда грузили гроб в самолет, Хачатур Каренович, следя за погрузкой, тихо сокрушался:
– Нивириятно! Совести у людей нету. Эх, Алекс, Алекс… неблагодарний.
Похороны были пышными. Хачатур, как близкий друг и компаньон покойного, находился у тела неотлучно, был печален. Иногда искоса бросал пронзительные взгляды на пришедших почтить память Алекса, будто приценивался к ним. Лидеры всех группировок, как стервятники, слетелись на мертвечину, легавые набежали, городские