– Я представлял вас гораздо старше, – сказал Красин, отрываясь от записки.
Шестаков ответил очень серьезно:
– К сожалению, этот мой недостаток обязательно пройдет, Леонид Борисович.
– Вам лет двадцать пять?
– Двадцать шесть.
– Ах, дорогой Николай Павлович, как я вам завидую! – сказал Красин искренне, и мягкие бархатные глаза его увлажнились. – Я вас почти вдвое старше, мы ведь ровесники с Владимиром Ильичом…
Шестаков покачал головой:
– Вам грех жаловаться, Леонид Борисович, вы, как говорится, в возрасте «акме».
Красин рассмеялся:
– Возраст расцвета? Вообще-то, конечно. И я не жалуюсь, просто хочется успеть побольше – и повоевать, и поработать, и поторговать. А если совсем честно – пожить хорошо ух как охота! Но, увы, пока недосуг…
Красин жестом пригласил Шестакова сесть около стола, вернулся на свое место.
– Чаю хотите?
– С удовольствием, – просто согласился Шестаков. – Замерз основательно по дороге к вам.
Секретарь принес Шестакову большую чашку с горячим чаем. Моряк с видимым удовольствием охватил ее рукой, стал греть ладонь.
Красин прихлебнул из своей чашки, отставил ее в сторону:
– А теперь, Николай Павлович, я бы попросил вас рассказать о себе, хотя бы в нескольких словах.
– Попробую, – сказал Шестаков и, не удержавшись от искушения, сделал несколько маленьких торопливых глотков. Чай был крепкий, настоящий. – Я из Сибири, отец мой – рабочий. Грамоту он узнал самоуком, но меня отправил учиться в Томск. Окончил училище с медалью…
– Вы там и познакомились со ссыльными социал-демократами? – осведомился Красин.
– Да. Именно с их явками и связями я прибыл в Петербург. Поступил в Технологический, работал по заданию комитета со студентами и рабочими.
– В партию уже в Петербурге вступили?
– В тринадцатом году. А летом четырнадцатого комитет решил меня направить на фронт – для ведения работы среди моряков.
– Вольноопределяющимся?
– Почти. Мне ведь пришлось уйти со второго курса. Вот я и поступил в юнкера флота.
– И как служилось?
Шестаков улыбнулся:
– Карьера у меня получилась стремительная. В тысяча девятьсот пятнадцатом году произвели в мичманы, служить направили в минную дивизию. В шестнадцатом за набег на Данциг наградили орденом Станислава, а за бой на дредноуте «Слава» – я там был уже лейтенантом – пожалован Владимиром.
Красин заглянул в записку, лежавшую на столе, спросил:
– Вы ведь службу закончили – я имею в виду под Андреевским флагом – старшим