«Как говорится: «Если слово поделилось само – поделю ка я предложение». А «кто» – говорит?.. «Слон»! То бишь – я… Ещё та – подлю-ка. Где и «речевыми точками-пробелами» – послужили плевки желчью. Кислотой и… Почти что – и ядом! Эх… Люблю это «сборище по интересам». Душевно же… «Душевно»! А и самое-то главное – от души… И «в душу»! Пока кто-нибудь… кому-нибудь, а там и в «кого-нибудь»… не плюнет. Или кого-нибудь – не задушит… По-настоящему и… «Практически»! Да хоть и теми же всё моими длинными… проводными чёрными внутриканальными наушниками! А что?.. Пусть для неё это и «слишком просто», но… И всё ещё – из рубрики: «Хотела бы убить – давно бы убила. Просто и сделав же это – по-другому. Иначе и… Интереснее! Просто-сложно подойдя к этому – с воображением и фантазией». Как и к «пальто с подвыподвертом»! Так себе, конечно, «проверка на излишнее опьянение»… И всё же! Раз она пошла «изнутри» – я подошла «снаружи-вовнутрь»! «Пьяная и без вина»… Ха-ха! Зато, как способ залечить и обеззаразить, применив и приняв вовнутрь же, отлично! Эксперимент – удачен. Расчет – окончен. И сказать бы ей это – прямо и в лицо. Да вот и только – прерываться не хочется. Подождем же… «твою мать»… композицию, что не под настрой. И где я и, правда, «развешу уши» и буду слушать их разговоры… Не улавливая сути – лишь иногда. И в перерывах между песнями: когда одна сменяла бы другую».
– Вот и послушаешь – рядом с детьми! – Нахмурилась она, покачивая на руках мальчика.
– Приступила к правилу: «трех повторений»? – Изогнула я свою правую бровь, «подогнув» левую, и злорадно рассмеялась. – Не сработает! Да… И можешь ещё хоть сто три раза, а там и «пятьсот», сказать… А после – уже и повторить мне это… Я. Не сдвинусь. С этого. Места! Мне и здесь – хорошо… Хорошо? Окей?! «Нор-маль-но»! – Процедила я вновь своё последнее и во всех же смыслах слово по слогам сквозь зубы, потеплее кутаясь в свою же светло-зелёную дутую куртку с капюшоном. И пряча руки – сначала в кармане на животе тёплой серой толстовки под ней. Ну а после чего уже – и в светло-коричневой подкладке первой. Стараясь под ней и своими же плечами приподнять съехавший с ног, обтянутых лёгкими чёрными джинсами, клетчатый тёмно-синий плед. Параллельно ещё подгибая под себя ноги, сбросив в цвет же штанов кроссовки на землю, сидя на и в то же время «в» тёмно-сером стуле для походов: из плотной однотонной ткани, натянутой на металлическую конструкцию. И уходя пусть и не совсем с головой, но и с нижней половиной её, как и лица, в «тепло». Грея своим же дыханием, впитанным и сохранённым в ткани, свои небольшие пухлые и растрескавшиеся губы, уже почти и прокусанные до мяса и крови белыми ровными зубами, что и сами на себя сейчас не попадали, и курносый конец ровного маленького носа с пухлыми розовыми щеками. Оставляя «на поверхности» – лишь как никогда же большие тёмно-карие глаза, продолжающие следить,