Солдат ткнул пальцем в сторону и опустил руку. Резким кивком головы штандартенфюрер дал понять, что он намерен осмотреть место, где наказания приводятся в исполнение. Охранник судорожно дернулся, пробежал небольшое расстояние, затем резко перешел на шаг. Новая сотрудница лагеря, прибывшая в сопровождении начальника, молча шла за ними. Позади двух бараков было наспех сколоченное подобие виселицы. Оно вполне могло пригодиться средневековой испанской инквизиции, но, за неимением таковой, трудную и тяжелую работу по возвращению заблудших в лоно чистого разума, – теперь, правда, нацистского, – приходилось выполнять работникам этого концентрационного лагеря. Человек, подвешенный за руки, вывернутые в суставах, слабо пошевелился. Штандартенфюрер подошел к нему, внимательно рассматривая его тощую фигуру. Лицо мужчины было залито кровью, и больше походило на месиво.
– За что осужден? – в ночной тишине голос прозвучал особенно громко.
– Коммунист!
Охранник остановился перед начальником в ожидании указаний.
– Снимите его и отнесите в барак.
С готовностью кивнув, солдат бросился к виселице, торопливо отвязывая тощее тело, которое через несколько минут мешком упало на землю. Он с трудом дотащил буйного коммуниста до деревянных трехъярусных нар барака, и поспешно вернулся к ожидавшему его начальнику.
– Надеюсь, при следующей встрече вы будете вести себя как должно солдату рейха, юнкер. Иначе мне придется доложить о вас. Проводите.
Охранник кивнул, схватился за горло и побежал к главным воротам лагеря, уже украшенным фразой, которую вряд ли кто-то, из видевших ее, когда-нибудь забудет. «Arbeit macht frei».
***
Оказавшись за воротами лагеря, Элис и Эдвард пошли молча. И когда зловещая пустынная площадь лагеря Дахау осталась далеко позади, Милн оглянулся на притихшую Эл, чье лицо было бледным и замкнутым. Как и прежде, он взял девушку за руку, желая скорее уйти из этого рукотворного ада. Солнце неспешно просыпалось ото сна, когда они вернулись к «Мерседесу». Где-то вдалеке запели ранние птицы. И впервые за все время, что длилась их вылазка, Элисон посмотрела на Милна.
– Ты в порядке?
Густые рыжие волосы упрямо закачались из стороны в сторону, и в следующий миг оказались под пальцами Эдварда, словно багряный шелк, разлитый в солнечном свете. Элис крепко обняла его, и застыла на месте, смотря невидящим взглядом в далекий обломок летнего неба, с белеющим на его краю кучерявым, пышным облаком.
Эдвард не помнил, когда улыбался так в последний раз, а Эл, сидя за столиком кафе напротив него, сказала, что он похож на мальчишку, укравшего сладости и далекого от раскаяния за свое преступление. Он рассмеялся, и его яркие глаза засветились настоящим теплом.
– Харри?
Если бы не Элисон, которая первой обернулась на женский голос, Милн вряд ли бы расслышал свое