Котелкин Иван и двое братьев Бельдягиных возвели с помощью леспромхоза три пятистенных дома средней величины, без изысков, но из отменного леса и поселились в полуглухом месте без электричества, радио и при отсутствии прочих комфортов цивилизации, о которых советская деревня тех лет не имела почти никакого представления.
Братьям Бельдягиным – Анатолию и Ивану, часто прибегала помогать их юная и тонкая, как ивовый прутик сестра Тамарка. Она приносила еду, приглядывала, как дымится обложенный дёрном березняк и зубоскалила с кривым Иваном (после войны ценились любые мужики). Так они и поженились вскоре.
Тамарины ближайшие родственники, тоже не отстали и обзавелись женами – элитными непроходимыми дурами, Клавкой и Тонькой. Элитными в смысле редчайшей глупости. Вряд ли их можно назвать полуграмотными, они способны ещё были расписаться каракулями, а уже одолеть полстранички крупного печатного текста, являлось для новоявленных жён непосильным делом.
С началом правления Брежнева, поставки древесного угля стали стремительно сокращаться и три родственных семьи перебрались ближе к цивилизации. Младший Бельдягин – Анатолий и Котелкин Иван срубили дома напротив друг друга, а другой брат Тамары – Иван, слепил худенький, не в пример бараковскому домик, метрах в ста пятидесяти, на отшибе.
Деревенский балагур, местный изрекатель афоризмов, не всегда крылатых, но ехидных и насмешливых зачастую, Митька Ряжнов, могучий одноногий инвалид, с первого месяца знакомства с женами Бельдягиными, переставя вторую и третью буквы в фамилии местами, видоизменил её до неприличия. Чуть позднее, он, за партией домино с коллегами (тоже одноногими) Васькой Лохмачем и Борисом Максимовым, заявил, что Тонька с Клавкой впитали в себя и олицетворяют многовековую народную глупость…
Ночи укоротились до предела. Василий сдавал последний выпускной экзамен, за который рассчитывал получить отметку не ниже четвёрки. Лёшка выбивался из сил на пастьбе – в одиночку стало трудновато справляться с немалым деревенским стадом. Особо досаждали безмозглые овцы и шкодливые козы, так и норовившие ускользнуть из-под опеки. Он мысленно поругивал Василия и злорадно предвкушал свой единоличный заработок.
В девять часов утра, или несколькими минутами позднее, усталый Лёша, гордо неся на плече фигурно плетеный, с изящной бахромой кнут, хвост которого с конским волосом на кончике, волочился по песку далеко