Чтобы добиться своей цели, стоило соблюсти приличия. Общаться со взрослыми она умела – наверное, потому что сама считала себя вполне взрослым человеком.
– Соня? – другая, постарше, крупная, некрасивая, уставилась на неё большими чёрными, с поволокой, глазами. – Ир, мне кажется, она еврейка…
У женщины было грубо вырезанное лицо и нос с горбинкой.
– Что ты хотела, детка? – кудрявая наклонилась к Соне.
– Можно… его… достаньте… пожалуйста! – умоляюще протянула девочка.
Она очень боялась, что не успеет, что её здесь найдут.
– A-а, тебе кто-то из наших артистов понравился? Кого ты хочешь увидеть? – Ира распахнула закрытый уже было саквояж с куклами.
– Его! – Соня показала пальцем на Бориса. То есть тогда она ещё не знала, что это Борис.
Это была необычная кукла, не из тех, которые становятся тряпками, как только их снимают с руки. Лиса сшили очень талантливо – он был не простой «рукавичкой», а плотной, полноценной игрушкой, с четырьмя лапами, и мог даже сидеть. Для доморощенного разъездного театра, как рассуждала потом Соня, это стало удачной находкой.
– Значит, моего лучшего друга! – та, которая некрасивая, присела перед девочкой на корточки, упорно в неё вглядываясь. – А откуда ты знаешь, что это – он, а не она?
Роль у него действительно была тогда женская – Борис играл очередную лисичку.
– Глаза-то у меня на месте! – пожала плечами Соня.
Эту фразу любила повторять бабушка. Называть её надо было бабушкой, хотя Соня познакомилась с ней только, когда умерла мама.
– Нет, ты погляди?! – в восхищении воскликнула женщина.
– Может, тебе мишку достать? Смотри, какой он хороший! Хочешь, он тебя поцелует? – молодая тётя, приветливо глядя на девочку, уже шустро надевала на руку симпатичного, улыбчивого медвежонка.
– Нет, – нетерпеливо замотала головой Соня. – Его, того, пожалуйста!
– Нет, ты видишь, ты видишь?! – всплеснула руками старшая, назвавшая лиса своим другом. – Это – наша девочка! Ну какой ещё ребёнок так выберет, а? Ей нужна умная кукла! Талантливая кукла, а не твои поцелуйчики! На, держи, возьми его, он разрешает.
Дрожащими руками, словно ей протягивают некое чудо, девочка приняла лиса, почувствовала, какой он тяжёленький, какая у него мягкая, пушистая шёрстка. Потом, за многие годы, шёрстка у Бориса истёрлась, но это ощущение тепла и сказки Соня ощущала всегда, как только брала его в руки. А какие у него оказались глаза! Художник нашёл необычные пуговицы – зелёные с чёрной серединкой, словно настоящим зрачком.
«Ты вернёшься ещё, Борис?»
Немного обиженная, Ира отвернулась. Её куклой, как поняла девочка, был именно мишка. А другая тетя всё никак не могла успокоиться.
– Ира, у меня нет сомнений! Посмотри ей на нос! Это наш нос!
– Сонечка, хочешь ириску? На вот, возьми… Мара, отстань, не пугай ребёнка. У неё самый обычный среднерусский нос, – Ира уже раздражалась.
– Для