– Неужели ты помнишь всех крепостных? – удивляясь его памяти, спросила я.
– Всех, безусловно, не помню. Но тех, кто работает в доме, знаю как свои пять перстов, – ответил он. – Нравится ли вам этот парк, сударыня? Поглядите, какие высокие клёны! А дубы! Они ещё рождение Петербурга помнят!
– Пожалуй, даже рождение Петра, – подняв глаза к шумящим раскидистым вершинам вековых деревьев, улыбнулась я и почувствовала лёгкое головокружение от внезапно напечатлённого в уголке моих уст поцелуя.
– Нестор…. – с ласковым укором прошептала я, пытаясь тихо отстраниться.
Однако неугомонные горячие уста любимого вновь подарили мне ещё один пленительно-сладкий поцелуй. Мелкая горячая дрожь пробежала по всему моему телу, заставив сделать шаг к нему навстречу и прижаться к нему так крепко, как только позволяли фижмы платья. Я не противилась воле Нестора, хотя с волнением осознавала, что за нами наблюдает уже не одна пара любопытных глаз.
– Это всего лишь дворовые, Юля. Ты не должна бояться их. Кстати видишь того мужичка у фонтана? – указав куда-то рукой, спросил Нестор. – Веришь или нет, а однажды он спас мне жизнь!
Вдаль убегала широкая и длинная главная аллея, прерываемая на середине фонтаном. Около фонтана не покладая рук работал, усердно подметая листья, старый дворник в простой и не по-осеннему лёгкой крестьянской одежде: серой рубахе, длинном фартуке, тёмных штанах и лаптях.
Вдалеке, там, где заканчивался парк, виднелась высокая каменная ограда и большие чугунные ворота. Мы с Нестором ступали по нарядному, искусно сотканному красавицей-осенью, тихо шуршащему под ногами разноцветному ковру. Но там, за фонтаном и до самых ворот листьев на дороге уже не было: сложенные одинаковыми кучками, они печально ютились на обочине.
– Дворник спас тебе жизнь? – изумлённо переспросила я.
– Семь лет мне было тогда, – улыбнувшись, начал Нестор простой, но поучительный рассказ. – Зима пришла морозная, вьюжная, злая. Крестьянки по две шали надевали, мужики с белыми бородами ходили. Выйду с Варфоломеем на прогулку – через четверть часа все ресницы в инее. Он всё боялся, что я замёрзну и захвораю: «Барин, щёчки-то ваши белее снега сделались, и носик сизый стал! Полноте гулять, пожалуйте отобедать да на покой!» А я домой не хотел, скучно мне дома было. Да и в парке один гулять не любил. С ледяной горы с крестьянской ребятнёй кататься было больше по душе. Отец ворота парка на замок запирал, а я тогда маленький был. Пролезу между прутьями ограды – и всё! Однажды с крестьянскими детьми на озеро пошёл, а они там рыбу из прорубей удили. И был среди них мальчишка Влас, старше меня лет на пять. Стемнело. Остались мы одни. Он и говорит мне: «Пойдём на середину озера, там и полынья побольше, и клёв получше».