Вдруг из люка с диким криком выскакивает объятая пламенем фигура и бросается в море. Видно, люк в машину был открыт, от кумулятивной струи гранаты в задраенном отсеке никто бы не выжил.
Ладно, «язык» не помешает, пусть и моторист, а не офицер.
Не успеваю крикнуть, как с «каэмки» бьет автомат. Это ППС[28], а не «штурмгевер».
Терещенко бьет короткими очередями, стоя в рубке. Да, ненависть – страшная штука. В нашей работе она порой мешает.
Внезапно все стихло. Слышен только ласковый плеск волн о борт катера.
Невозможно сказать, сколько прошло с момента прыжка немцев на палубу «каэмки». То ли две-три минуты, то ли час. Время, кажется, спрессовавшись, остановилось.
Я выдернул свой нож из глазницы убитого фашиста и, вытерев об его робу, убрал в ножны на ноге.
– Нэ вбивайте! Допоможите! – раздался крик с воды, слева от «моего» «шнельбота».
Подскакиваю к противоположному борту. Метрах в двадцати перебирает руками по воде тот, которого я сбросил в воду. Пробковый жилет держит его на поверхности.
Вот и «язык»!
Не успеваю подать команду, как с нашего катера короткой очередью чавкнул «штурмгевер».
Повернув голову, вижу Саню с автоматом у бедра. Четко вижу его глаза и понимаю – говорить ему сейчас что-то бесполезно.
Я тихо выругался.
Для Сашки эта мова как красная тряпка для быка. Я его хорошо понимаю и не попрекну никогда.
Когда нас, раненых, после днепровского моста с партизанского аэродрома отправили на Большую землю, в госпитале мы встретили Саниного земляка из отряда Орловского. Они вместе призывались еще до войны. Вместе служили в дивизии Дзержинского.
Его рассказ был не для слабонервных.
Я тогда сидел в палате на своей койке и молча слушал.
Саня с земляком, кажется, его звали Андрей, рядом на стульях. За полтора года на войне я насмотрелся всякого, но и меня тогда стало трясти.
Андрей рассказал, как в мае сорок второго их родную деревню под Витебском окружил украинский батальон шуцманшафта[29].
Жителей загнали в колхозное зернохранилище и подожгли. Это еще было не все. Упившиеся самогоном каратели рубили топорами маленьких детей, а связанного старика живьем распилили двуручной пилой.
Я не слышал, чтобы такое творили немцы, финны и даже венгры.
– Мы «языка» ихнего летом взяли, – помолчав, добавил Андрей. – Главный тогда у них гауптман Роман Шухевич[30] был. Эти гады до палаческой службы в батальоне «Нахтигаль» служили.
«Нахтигаль» – по-немецки «соловей». Структуру немецких спецслужб в бригадной школе преподавал капитан-пограничник. С этими диверсантами абвера[31] он схлестнулся еще в первый день войны.