Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников. Мария Бурас

давали возможность, сейчас бы сказали, рационализировать процесс стекловарения. Но отдельно совершенно было то, что он как человек был чрезвычайно упрям и непокладист – и людям не угождал, и отступаться от каких-то своих понятий о том, что нужно делать и что не нужно, не отступался. И это была, как выяснилось, безнадежная линия. Почему? Потому что по этой причине его замечательное изобретение, которое произошло в годы войны, не имело никакого хода 30 лет. А через 30 лет оказалось новым словом в стекловарении. Потому что 30 лет он отказывался от практики, которая, как выяснилось, была совершенно заурядной: он подает заявку на изобретение, а вторым человеком приписывается замминистра или кто-нибудь подобный. 30 лет ему казалось это омерзительным. А через 30 лет он стал старый и сдался. И как только он сдался, немедленно все стало происходить…

      ВАУ: Уже не тот замминистра…

      ААЗ: Нет, сорок раз сменился! Сразу выяснилось, что это покупает Япония, покупает Канада… Он еще застал время, когда ему полагалось… Ну, честно говоря, не помню – ноль целых три десятых промилле от авторского гонорара. Который он не мог получить все равно. Но это уже было незадолго до его смерти.

      ВАУ: Как же все-таки он держался главным инженером Гусь-Хрустального с таким характером?

      ААЗ: Ну, уже была какая-то практика вызова его на аварийные ситуации. Спасал остановившуюся печь и тому подобные вещи.

      «Мама моя была в хороших отношениях со всеми»

      Свою мать, Татьяну Константиновну Крапивину, Андрей Анатольевич очень любил. До самой ее смерти – она умерла 30 декабря 2011 года, успев отметить свой сто первый день рождения, – они жили вместе. Ни разу, говоря о ней с Успенским, он не сказал просто «мама» – только «моя мама» или «мама моя»:

      Она работала всю жизнь в институте, называвшемся НИИОГаз: научно-исследовательский институт очистки газа. Ну, грубо говоря, выхлопные и тому подобные газы. Маленький такой институтик. Вся жизнь такая – прошла более-менее одинаково – нормального научного работника без степени. Без особенно далеко идущего вдохновения, поскольку такое жизненное вдохновение, скорее всего, в молодости было, – но добросовестно все это делала. Как раз всегда, в отличие от отца, мама моя была в хороших отношениях со всеми, с кем она сотрудничала. Много друзей всегда у нее было.

      Сама о себе Татьяна Константиновна рассказывала мне через несколько месяцев после своего 100-летия так[9]:

      – Я родилась 11 декабря 1910 года. Да, 100 лет мне исполнилось в прошлом году.

      У меня со стороны отца, Крапивина, сведения доходят только до деда. Дед – Филипп Иванович Крапивин – уроженец какого-то, видимо, подмосковного места. Не знаю, откуда он: из крепостных, из крестьян или из мастеровых. Он сам сделал свою карьеру – купца какой-то гильдии. Дед был очень богатый человек. Семья у него была – 11 сыновей и две дочери. В Москве у него была скобяная торговля на улице Балчуг – это самая такая купеческая улица в Замоскворечье. Мне приходилось видеть его магазин. У него был дом в Кадашах, на Кадашевской набережной. Возможно, он еще стоит и до сих пор, нетронутый.

      А