Евнухи в Византии. Шон Тафер

впрочем, и в случае с итальянскими кастратами[158]. Что касается качества источников, то одна из ключевых проблем – враждебное отношение авторов к евнухам. Оно было распространено во всех культурах, знакомых с ними[159]. Очевидно также, что тема евнухов могла быть использована как средство атаки на цели, такие как чужое государство. Иллюстрация этого – каким считали в Риме окружение эллинистических монархов, например, Митридата VI и Клеопатру VII, и рассказами западных христиан о Византии[160]. Болгарский царь Симеон в начале Х века мог напасть на Византию за то, что ею управляли евнухи: имеется в виду то время, когда Константин VII был еще несовершеннолетним, а евнух Константин Пафлагонянин был ключевой фигурой среди его регентов[161]. Данная тема может быть использована и для нападок на собственное правительство, которое никто не любил (таков, например, рассказ Аммиана Марцеллина о месте евнухов при дворе Констанция II[162]). Это не значит, что все рассказы о евнухах отрицательны. К примеру, такие греческие историки, как Геродот и Ксенофонт, могли признавать ту ценность, которую евнухи представляли для своих персидских хозяев[163], а евнухов могли ценить как чистых и красивых существ в позднеантичный и византийский периоды[164]. Однако в целом остается необходимость выявить и устранить предвзятость источников.

      Что же касается качества наших источников о евнухах, то следует учитывать и другие аспекты их природы. В вопросе греческих повествований о евнухах некоторые историки предупреждали о вымышленном характере рассказов таких авторов, как Геродот и Ктесий[165]. Фактическая правдивость знаменитого рассказа Геродота о мести Гермотима (главного евнуха Ксеркса) своему оскопителю, работорговцу Панионию, была поставлена Хорнблауэром под сомнение из-за символической природы этой истории[166]. Бриан характеризует рассказ Ктесия обо всем, что связано с евнухами при персидском дворе, как результат больше воображения, чем реальности, снова поднимая вопрос об ориентализме[167]. Это возможно, хотя быть слишком скептичным так же опасно, как быть легковерным. Так, у Ктесия есть, конечно, и свои защитники[168]. И, как признает Бриан, даже если истории о евнухах являются скорее вымыслом, чем фактом, они всё равно раскрывают взгляды и представления древних авторов.

      Существуют также менее очевидные проблемы. Среди них главный вопрос – это идентификация евнухов. Он может возникать из-за расплывчатости свидетельств. Например, в трагедии Еврипида «Орест» изображен фригийский раб, принадлежащий знаменитой Елене, которая вернулась в Грецию из Трои[169]. Этот раб никогда не отождествляется как евнух, но некоторые аспекты его поведения, функций и одежды предполагают, что это так. Важно и то, что Орест называет этого фригийца «ни мужчиной, ни женщиной» – обычное с древности описание евнухов. Здесь подразумевается, что Елена переняла восточные обычаи. Несмотря на все эти подсказки, Холл констатирует, что некоторые комментаторы