Как и младенчество святое,
Мгновенья ярких резвых лет,
С печалью их, и с той любовью,
Чьей лаской был Иван согрет,
И с тем, что долго окружало
Даря живую благодать,
Всё то, что сердце ощущало,
Всё, что сумел Иван принять,
Весь мир тот, где он смог открыться
И стал себя осознавать.
Зелёный луг и сад тенистый,
Своих ровесников, ребят.
Мать и сестру, и няню тоже
И свой родной, любимый дом —
Иван оставить нынче должен.
В Елец уедет завтра он.
2
Он смолк, с родными расставаясь.
Мать пригорюнилась лицом.
А рядом, братья, улыбаясь
Переглянулись вдруг с отцом.
Сестра заплакала, с тревогой,
Глядя на брата своего.
Был тарантас готов в дорогу,
Чтоб увезти в Елец его.
Они присели на мгновенье
И встали, не спеша крестясь.
Иван почувствовал волненье
И влажность, заморгавших глаз.
В нём, кровь, переполняя сердце,
Переливалась в грудь тоской —
Здесь оставлял он своё детство.
Здесь оставлял он свой покой,
И вот, прочитана молитва.
Отец, слёз матери боясь,
«Ну, с богом!» – закричал вдруг хрипло.
И покатился тарантас.
3
Тянулась долгая дорога,
То полем, то лощиной мрачной.
Здесь, он почувствовал тревогу —
А вдруг разбойник замаячит
Среди кустов и рощ дубовых
И остановит тарантас?
Топор в руках и взгляд суровый.
Кто от разбойника бы, спас?
Отец? Да, смог бы, он, конечно,
Не зря отменным был, стрелком.
И на войне он был, отмечен —
Его считали храбрецом.
Всегда казался он отважным
Ивану. Он таким и был.
А как он жил? Да разве важно,
Как он на этом свете жил.
Ведь главное – был справедливым.
И пусть картёжник он и мот.
Но все помещики так жили
И он иначе жить не мог.
4
Всё дальше тянется дорога.
То роща впереди, то лес.
Просёлков разных очень много,
И перекрёстков всех не счесть.
Решил отец начать беседу
О временах минувших дней.
Тут кстати, ворон каркнул, с неба,
Словно приветствуя людей.
На дубе гордо восседая,
Он никого уже не ждёт.
Сказал отец: «Он, много знает.
Ведь ворон триста лет живёт.
Наверно жил и при татарах,
Как и при Дмитрии Донском…»
Иван отцу был благодарен.
Не зря, опять задумчив, он.
В своей России необъятной,
Почувствовал он вдруг себя.
И стала вдруг ему понятной
Живая радость бытия
5
Он горд в значении своём —
В святой Руси его начало.
Как хорошо, что русский, он!
Ни