– Дай то бог.
В гостиную Шувалов врывается во взвинченном состоянии, злясь на самого себя за то, что не сдержался и расстроил мать. Поздоровавшись с родителями Гладышева и отцом, он спешит к друзьям. Гладышев сразу же прерывает свой разговор и застывает в ожидании, когда Борьку прорвет. И Шувалов не заставляет себя ждать.
– Не, нормально вообще? Отец накосячил, а я – крайний? – опрокинув рюмку коньяка, раздраженно выплевывает он.
Гладышев усмехается.
– Ну, так сказано, грехи отцов падут на детей до седьмого колена.
– Чего?
– Того. Крепись, Борян.
– Иди ты нахер, Олежа! Я тебе серьезно, а ты со своими шуточками.
– Какие шуточки, Боря?! Библия – штука серьезная. Из-за нее люди, между прочим, ни один век воевали, – продолжает Олег умничать, но Шувалову сейчас не до смеха, поэтому он раздраженно отмахивается.
– А этого ты за каким сюда притащил? – оглядевшись, кивает он в сторону «космонавта» или попросту наркомана.
– Денег он мне должен, а его днем с огнем не выцепишь. Чего так долго? Теть Люба уже готова была меня линчевать. На фига вообще надо было трепать про свадьбу? – резонно замечает Гладышев, наливая себя коньяк.
– Да это мамаша Машкина растрезвонила, чтобы мать позлить, – с досадой признается Шувалов. – Я как узнал, хотел прибить ее на хрен.
– Ну, так и прибил бы, – невозмутимо отзывается Олег.
– Ты че, теща же будущая, – усмехается Шувалов.
– Тем более, быстрее отмучаешься, – хохотнув, заходиться кашлем друг, опрокинув в себя коньяк. – Фу, ну и дрянь же!
– Гладышев, вот не пьешь ты крепкие напитки и не пей, не переводи добро, – забирает у него Борька бутылку. Смотреть, как друга всего перекосило, нет сил.
Пока Гладышев приходит в себя, Шувалов принимается за еду, а то со всеми этими разборками совсем забыл об одной из главных радостей жизни.
Постепенно настроение поднимается, тягостные мысли отходят на второй план, и Боря по-настоящему наслаждается общением с родными и друзьями. Мама на него больше не злиться, она вообще человек отходчивый, поэтому через полчаса уже во всю обнимает сына, со слезами причитая, как же она будет без своего львёночка. У Борьки, как и у всех присутствующих ее речи вызывают приступ неудержимого хохота, но Любовь Геннадьевну это ничуть не смущает.
– Вам – мужикам, материнских чувств никогда не понять, – улыбаясь, отмахивается она.
И Боря действительно не понимает, просто знает, что у него лучшая на свете мама, а потому заставлять ее переживать и расстраиваться для него невыносимо, но и как найти решение, которое удовлетворит всех, он тоже не знает.
Эти мысли напоминают ему о главной проблеме, и как бы его не ломало что-то у кого-то просить, Машкино благополучие важнее его самолюбия. Пересилив себя, он обращается к Гладышеву, когда они выходят на улицу, чтобы проветриться.
– Олег, присмотришь за моей.
– В