– Идите уже, – опередила я Вихляева и торжественно махнула им рукой.
Бойцы элитного отряда замешкались, снова посмотрели на майора, стоявшего к ним спиной, а потом и на меня.
– Блин, говорю же роботы, – пробурчала я и обратилась к мужчине, – Отпусти ты их уже. А то у них программа барахлит, на меня странно реагируют.
Вихляев удивленно посмотрел на меня, потом обернулся и, увидев застывших бойцов, вздохнул:
– Приступить к сборам и возвращению на базу разрешаю
Те, будто у них в голове кто-то на нужную кнопочку нажал, снова отдали честь, резко, отточено развернулись в один шаг и направились к внедорожнику.
Костик что-то тихо спросил у подошедших, его брови плавно приподнялись, он хмыкнул, тут же понимающе кивнул, перекинулся парой слов со своими соратниками и зашагал к вертолету так праздно, будто гуляет. Витька и Андрей последовали за ним молча, не вдаваясь в подробности происходящего.
Лишь облегчение, царившее на их лицах, выдавало парней с потрохами. Они не ожидали такого поворота событий и даже подумать не смели, что полетят на базу, чем ускорят возвращение домой. Но чувствовали не столько благодарность, сколько радость, что не придется трястись на ухабах и выйдет сдержать свое обещание до конца.
Видать, слово «честь» для этих ребят имеет больший вес, чем для тех же Альф, недовольно забирающихся на заднее сиденье своего нового транспортного средства.
Когда же все заняли свои места, я обратила внимание на майора. Вот уж кто и вправду был не доволен всем происходящим вокруг него. Да и чего он хотел? Неужели думал, что человек, забравшийся в такую глушь, обрадуется изъявленному военными желанию забрать его обратно в цивилизацию?
У меня, конечно, тут много чего не было. Например, молока или новой, крепкой одежды, но за семь лет я лишь раз пожалела о своем решении и затосковала по дядь Саше с его добрыми словами и уловками. Ровно на пять минут. И то за книгой по анатомии человека, на заднем форзаце которой стоял именной штампик.
В целом же, принимая решение спрятаться от других так далеко и надолго (а, может, и на всю жизнь) каждый имеет право пожалеть себя только однажды. Когда провалится в медвежью яму где-нибудь в середине осени. В ином случае, о какой жалости может идти речь?
– Ну что, готов? – поинтересовалась я у Вихляева.
– К чему? – удивленно уставился он на меня.
Вот вам и очередное доказательство, что даже высшие чины в нашей доблестной, порой вообще не следят за нитью происходящего вокруг.
– К волшебству, блин, – раздраженно ответила я и направилась к задрапированному столбу. – Только тебя ждут.
Не было ни единого сомнения, что ему-то уж точно объяснили, для чего к вертолету прицепили эту бандуру, сильно уменьшающую маневренность воздушного судна. Но, судя по неуверенному топоту за спиной, не стали углубляться в подробности, рассказывая, что и мне все известно. Оттого майор до последнего моего слова полагал, что