– Тебе действительно не нравится мое индейское имя?
– Гимли куда лучше, чем дурацкий Отчаянный Волк, – сказала она. – И кто выбрал такое имя?! – он потупился и отвернулся.
– Я и выбрал. Забыла?
– Прости, но лучше буду звать тебя Гимли, пока никто не слышит.
– Хорошо. Но я все же проверю остальные дома, пока ты не окоченела. Дрожишь вся! – он накинул брезент поверх одеяла, в которое она закуталась.
– Только не задерживайся! Мне здесь не нравится!
Он подмигнул и исчез за кулисой обильного дождя. Перебежав узкую, некогда центральную улицу, Гимли поднялся на крыльцо заброшенного салуна, миновал крылатые дверцы и оказался во тьме пропахших плесенью стен. Наощупь прошел к стойке. Глаза начали привыкать к мраку, в котором показались очертания предметов: слева стоял овальный стол с деревянными стульями вокруг него; в дальнем углу пианино; вдоль барной стойки ряд высоких табуреток. На самой стойке Гимли нащупал осколки разбитой бутылки, о которые чудом не порезал руку. В конце комнаты камин. Подойдя к нему, он пригнулся, в лицо хлестнул холодный воздух, со свистом ворвавшийся в дымоход. Гимли достал из кожаного мешочка на поясе коробок со спичками и зажег одну, чтобы разглядеть, что находится в камине. Сырые угольки и ничего кроме них. Вернувшись к выходу, Гимли посмотрел сквозь дождевую пелену на другие строения. Как только он решил выйти на улицу, за спиной раздался жестяной треск. Испуг заставил обернуться и устремить взгляд на пол, туда, где в эту секунду колебалась металлическая пустая чашка.
– Кто здесь? – спросил он. От барной стойки к камину прошуршала крыса.
Тягучий скрип, раздавшийся на улице, разбавил монотонный шум дождя. Гимли вышел на крыльцо и в тревоге забегал глазами. В третьем доме по левой стороне медленно закрывалась дверь.
– Милая, это ты? – спросил он, смотря на конюшню, из которой в тот миг выглядывала не менее устрашенная Сентябрьский Ветер.
Гимли вернул внимание на дом, в котором, вероятно, кто-то прятался. Несмотря на ливень, ветра не было, и дверь сама собой так бы не распахнулась. Гимли широкими прыжками последовал к дому, но, приблизившись к нему, притаился за деревянной колонной, поддерживающей треугольную крышу крыльца. Запрокинув мокрые волосы назад, он медленно поднялся по ступеням и примкнул к двери.
– Вы здесь? – спросил и принял боевую позу.
После минутного молчания Гимли рискнул потянуть на себя дверь и сделал осторожный шаг внутрь. В темноте ничего не разобрать, и даже молнии, изредка освещавшие то небольшое помещение, не позволяли сосредоточиться. Гипнотический шум дождя отвлекал. Гимли снова спросил, есть ли кто-то в доме, но в ответ такая же пугающая тишина. Он решил пройти вглубь помещения, зажег спичку и принялся рассматривать то, что лепесток огонька мог оторвать у мрака. Дом походил на гостиницу: по углам стояли деревянные горбатые вешалки, точнее то, что от них осталось: