«Уж не гости ль к нам в Москву в такую рань?
Не пойти ль утихомирить нам Казань?»
…Ох и долго будут гусляры играть,
Да Ивана-Государя прославлять.
Уж и дышится, и пашется легко,
Царю-батюшке поклон шлём далеко.
В честь Ивана да по всей Руси трезвон:
Кос рязанских лязг, травы будящих сон,
Соловьями Кострома вся голосит,
Вологодчина коклюшками звенит.
В голубом просторе
(картина Аркадия Рылова «В голубом просторе»)
Стёкла окон – в ледяном узоре,
Мёрзнет у художника рука.
На картине – северное море,
И над синим морем – облака.
До утра от холода не спится,
Льдинки в самоварном животе.
А душа художника стремится
К юности прошедшей и мечте.
В безграничном солнечном просторе
Так лазурна голубая высь!
Парусник-судьба, носимый морем,
Белый парус – словно чистый лист.
Парусник, волнами уносимый,
Пасынок погоды и людей,
Оставляет сзади берег зимний
И летящих белых лебедей.
Словно накрахмаленные, свежи,
В голубых купаясь небесах,
Лебеди, как символы надежды,
Улетают прямо на глазах.
Разве можно в холоде согреться,
Северный морской рисуя край?
Но теплеет творческое сердце,
Греет память, как горячий чай.
За окном заря встаёт горою,
Солнце брызжет струйкой золотой.
И, борясь со скукой городскою,
Вспоминает автор холст пустой.
Белый холст, обняв мольберт треножный
Лебединой верностью навек,
Был на север юности похожий,
Чистый, словно совесть или снег.
Алёшкино
…Стоит над рекою погода хорошая,
Плывут облака в тишине голубой,
Как русская сказка, деревня Алёшкино
Вниз с берега смотрит, любуясь собой;
Дрожат поплавки, и рябит отражение,
И рыбка в полёте слетает с уды,
И лодка тюленем лежит без движения,
Шершавое брюхо суша от воды…
Но лето, как яблоко, терпкое, сладкое,
И царство куриное в досках двора,
Заборы, и мостик – вдруг стали загадкою:
Сегодня их нет, а ведь были вчера,
Когда вон за полем, за этой околицей,
Коварно росли выше неба дома,
И эту деревню – невинную горлицу —
Ненужной сочли и решили сломать.
Москва не любила тогда непрактичности
В эпоху прогресса, и ей, деловой,
Хотелось другого – удобства, публичности,
Не грядки да лапти в пыли вековой.
И там, где пустырные заросли дикие,
Где молодость слаще, чем вишня цвела,
Площадки поставили, лавки безликие,
И больше Москва ничего не смогла… —
Стирала она, видно, плохонько прошлое,
Да