2. Ведущиеся до сих пор ожесточенные боевые действия более чем оправданы. Нанесение вреда нечестивому через донос, намерение или физическое насилие равнозначно совету добра. Те, кто преследуют врагов Ахуры, на самом деле действуют из любви к Богу и приносят жертвы самой вере.
Соответственно, чтеца заставляют молиться в этой непосредственной связи о искреннем и полезном друге (вахисте) для верующего, к какому бы сословию он ни принадлежал, будь то вождь, союзный или сельский житель, духовно просвещенный друг, и, согласно предписанию Ахуры, проницательный, настойчивый и смелый в выращивании крупного рогатого скота.
4. Беря своеобразное «я, кто», автор возвращается к первому лицу, продолжая в этой форме за небольшими исключениями до последнего стиха, который, называя Заратустру в третьем лице, подразумевает (если не является добавлением), что Заратустра все время был оратором.
Как бы в ответ на выражение в стихе 3, напоминая, что хотя он и был вахистой (лучшим) для некоторых из каждого сословия, он не был доволен нечестивыми, он начинает молитву, которая только завершается в стихе 6, и который набирает силу каждым предшествующим исповеданием верности. И, верный практическому дуализму, он, прежде всего, отрекается от ведущего греха непослушания Богу и высокомерия, недовольства и нечестности по отношению к человеку, сопровождаемых (как кажется) пренебрежением важнейшими обязанностями по отношению к скоту, который разделяли святость «души» своего представителя. И, может быть, именно эта практическая суровость дуализма в противоположность более легкой «лживости» противоположной веры была причиной той высокой репутации правдивости ариев, которую Геродот причислял к добродетелям.
Что же касается обрядов, то в более поздний период они имели свою долю нелепости; но что касается честной работы, а не «добывания пропитания у врага», существует большая разница между «Гатами» и некоторыми другими древними гимнами, например Риками «Веды». На самом деле эти последние могут рассматриваться как представляющие противоположную крайность.
5. Я, продолжает он, говорит или подразумевает, я, кто не только отрекается от непослушания, дерзости, недовольства и лжи, но особенно взывает к великому гению, который есть само Послушание, Повиновение Богу (Тебе), стараясь, как я сим отречением и молитвою достичь не «ста осеней» добычи и славы, но долгой жизни в царстве, установленном в духе Божественного Благоволения, и стези не только для боевой повозки, или для торговли, но к тем строго прямым путям нравственной чистоты, на которых пребывает Ахура,
6.