Мама сидела строгая, ровная. По её виду мне стало ясно, что разговор лучше не затевать. Я тоже сидел прямо, просто физически не мог сутулиться, и, сохраняя покер-фэйс, старательно за ней повторял.
Блин! Ей-то ничто по идее не мешало наклониться к тарелке и не тащить ложку на верхотуру! И при этом ещё нельзя ставить на стол локоть, вообще нужно высоко его не поднимать. И ложку держать пальцами, этак изогнув кисть.
Потом Ася принесла второе, дошла очередь до вилки и ножа. Мама не делала мне замечаний, казалось, что совсем на меня не смотрела. Только глаза её по-доброму улыбались. Я почувствовал себя уверенней, посмотрел на ситуацию в целом.
Вот родился я… или очнулся, неважно. Начал говорить и ходить. Теперь потихоньку начинаю осваивать большой мир. Мир, где мне предстоит как-то жить и что-то делать. И что-то во мне говорит, что мир моему появлению ни разу не обрадуется.
Просто забавный уродец в экзоскелете. Будут брезговать, насмехаться, и все вместе жалеть… кто искренне, кто притворно…
Мама словно прочитала мои мысли на моей физиономии и продемонстрировала, что уж дома-то жалеть меня никто не будет. Для начала велела помочь Асе убрать со стола, а потом вымыть посуду.
После обеда я вернулся в свою комнату, где, сидя на стуле, смотрел обучающие фильмы. Потом были английский и русский с репетиторами. Немного поиграл до ужина, представляя себе, что когда-нибудь смогу так же сражаться в реальности.
После ужина я снова вымыл посуду – похоже, отныне это моя работа – снова пострелял и подрался в виртуале, и, наконец, этот бесконечный день закончился.
Утром спозаранку принесло моложавого доктора. Врач с мамой нацепили на меня доспехи, я по памяти принялся выполнять разминочный комплекс. Доктор иногда подсказывал, поправлял, но в целом выглядел довольным.
И я в конце разминки спросил чисто из интереса:
– Борис Петрович, а я смогу плавать в экзоскелете?
Он нахмурился и обратился к маме:
– Разрешите нам поговорить вдвоём.
Она молча вышла. Я едва сдерживал интерес – что ж это такое секретное доктор хочет мне сказать? Врач помолчал, хмурясь, и заговорил, не поднимая глаз:
– Старик, я мог бы сказать, что, конечно, сможешь плавать… будь тебе меньше лет, я бы так и сказал. Но я вижу, ты серьёзный парень, и… нет хуже проклятья, чем напрасные надежды.
Он вздохнул и продолжил глухо:
– Ты никогда не сможешь плавать, драться, скакать на лошади… Твой экзо просто вот такое инвалидное кресло. Знаешь, люди в инвалидных креслах тоже не могут плавать…
Врач вдруг посмотрел мне в глаза и добавил строго:
– И они благодарны богу за их вот такие единственные жизни. Просто научись жить… э… вот так.
Я слушал его с неподвижным лицом. Заставил себя проговорить:
– Да, доктор, я постараюсь.
– Вот и хорошо, – пробормотал он смущённо и продолжил преувеличенно бодро. –