Время на часах истекло как раз в тот момент, когда Шадрак шагнул вниз с возвышения. Хронометрист, явно тронутый его словами, с некоторым опозданием ударил в колокол, одиноко прозвеневший в тишине палаты представителей. София вскочила на ноги и громко захлопала. Слушатели, точно проснувшись, последовали ее примеру – Шадрак вернулся на свое место под настоящий гром аплодисментов. Майлз наградил его увесистым шлепком по спине. Предыдущие ораторы сидели с каменными физиономиями, однако вопли одобрения, которые неслись с галерки, свидетельствовали о том, что речь Шадрака была всеми ясно услышана.
– Он здорово говорил, правда? – спросила София.
– Чудесно! – не переставая хлопать, ответила толстушка. – А сам-то до чего хорош… – добавила она в пространство. – Я просто под впечатлением! Очень-очень надеюсь, что этого довольно. Четыре минуты – разве это время, когда каждая секунда на вес золота?
– Я знаю, – сказала София. Она глядела сверху вниз на Шадрака, совершенно забыв про жару.
Парламентарии между тем удалились в совещательную комнату для принятия решения. София посмотрела на часы, спрятала их обратно в кармашек и приготовилась к долгому ожиданию.
9 часов 27 минут: парламентарии совещаются
В воздухе густо пахло влажной шерстью и арахисом, купленным заседателями у уличных торговцев. Некоторые выходили глотнуть свежего воздуха, но вскоре возвращались. Никому не хотелось пропустить момент, когда комиссия вернется и объявит свое решение. Предполагались три возможных исхода. Парламентарии могли вовсе не прийти к соглашению, рекомендовать один из планов к доработке или немедленно принять какой-то из них к исполнению.
София посмотрела на часы за ораторской кафедрой. Оказывается, было уже почти десять часов, то есть полдень. Она глянула вниз – проверить, пришел ли Шадрак, но в это время члены парламента начали выходить из совещательной комнаты.
– Возвращаются, – сказала она соседке.
Несколько мгновений внизу шла суета: присутствовавшие торопливо занимали покинутые места. Потом в зале настала полная тишина.
Глава палаты приблизился к возвышению, держа в руке листок бумаги. У Софии непроизвольно свело мышцы живота. Если бы парламентарии решили не предпринимать никаких решительных действий – на чем, собственно, Шадрак и настаивал, – для объявления им вряд ли понадобилась бы бумажка…
Выступающий прокашлялся.
– Члены парламента, – начал он нарочито