Только сейчас Лорел пришло в голову, что в ту далекую ночь она была так поглощена собственной драмой, что не спросила маму, какой она была в семнадцать лет, чего хотела, от каких ошибок предостерегала дочь.
Лорел взяла книжку, которую принесла Роуз, и нетвердым голосом промолвила:
– Как странно держать в руках то, что принадлежало ей до всего.
– До чего?
– До нас. До этого дома. До того, как она стала нашей матерью. Только представь, когда ей подарили эту книгу, когда был сделан тот снимок с Вивьен, она не подозревала, что когда-нибудь мы появимся на свет.
– А на снимке она сияет.
Лорел не улыбнулась.
– Ты когда-нибудь думала о ней, Рози?
– О маме? Разумеется.
– Нет, о ней, когда она еще не стала нашей мамой. Мы ведь ничего не знаем о том, как она жила до нас. Ты когда-нибудь задумывалась, чего она хотела, как смотрела на мир, – тут Лорел украдкой посмотрела на сестру, – какие тайны хранила?
Роуз неуверенно улыбнулась, и Лорел покачала головой.
– Не обращай внимания. Что-то я расчувствовалась сегодня. Это все старый дом, старая спальня. – Ей хотелось сгладить впечатление от своих опрометчивых слов. – Помнишь, как Айрис храпела?
– Громче, чем папа! – рассмеялась Роуз. – Сомневаюсь, что с годами она стала храпеть тише.
– Скоро выясним. Ты уже ложишься?
– Хотела принять ванну, пока остальные сидят за столом. – Роуз понизила голос и пальцами оттянула кожу на висках. – Как думаешь, Дафна…
– Я бы не удивилась.
Роуз нахмурилась.
– Придет же такое в голову, – покачала головой сестра.
Когда за Роуз закрылась дверь, улыбка сползла с лица Лорел. Она отвернулась к окну и выглянула наружу. За стеной щелкнул замок, вода зашумела в трубах.
Пятьдесят лет назад, сказала Лорел далеким звездам, моя мать убила человека. Она называла это самообороной, но я была там и все видела. Она подняла руку и ударила того человека ножом, и он упал на землю, на вытоптанную траву и цветущие фиалки. Моя мать знала его, она была напугана, и я до сих пор не знаю почему.
В голову пришла неожиданная мысль: возможно, причина всех ее горестей и потерь, всех ночных кошмаров и приступов меланхолии кроется в том летнем дне? В тайне ее матери, которая все эти пятьдесят лет оставалась нераскрытой?
– Кто ты, Дороти? – произнесла Лорел шепотом. – Кем ты была до того, как стала нашей мамой?
7
В семнадцать Дороти Смитэм окончательно уверилась, что ребенком ее похитили. Это было ясно как день. Дороти озарило в субботу, около одиннадцати утра, при виде отца, когда тот, покрутив карандаш между пальцами и облизнув верхнюю губу, аккуратно занес в карманный гроссбух цену поездки на такси до вокзала (три шиллинга пять пенсов за четверых плюс три шиллинга за багаж). Составлению списка расходов отец будет предаваться почти все время в