– Че такое, Гортензия Гермогеновна? – закричал человек оптимистически. – Чем могу служить?
– Сосед наш новый, – та указала на Клятова пальцем.
– Да? – Андреев радостно, ни в чем не обнаруживая к Александру Терентьевичу отвращения, протянул ему руку. Клятов схватил ее, как если бы находился в воде и тонул, а сосед пришел к нему на помощь.
– Ключ забыл, – с неожиданным добродушием проворчала Гортензия Гермогеновна.
– Ну так не беда, – пожал костлявыми плечами Андреев. Он развернулся, широкими шагами прошел в свои покои и скоро оттуда вернулся, неся связку ключей. Нетрудно догадаться, что наличие у постороннего ключа от его комнаты ничуть не покоробило Александра Терентьевича. Более того, он испытал такую благодарность, что сам был бы рад отдать ключи любому, кто об этом попросит.
Андреев быстро выбрал нужный ключ, вбросил в скважину, провернул. Дверь распахнулась. Клятов, забыв о словах благодарности, сделал последние, как ему померещилось, в этой жизни шаги и повалился на старый матрац. Кроме этого матраца, в комнате не было ничего.
– Ладно, устраивайтесь, – Гортензия Гермогеновна, отдав это совершенно бессмысленное распоряжение, скрылась в кухне. Андреев остался. Он стоял над Клятовым и с младенческим любопытством его рассматривал. Потом младенческое любопытство сменилось сталкерским изумлением водопроводчика при виде ржавой трубы. Откуда-то издалека послышался детский плач.
– Тут и дети есть? – почему-то спросил Александр Терентьевич, хотя ему было все равно.
– Один, – кивнул Андреев. – Павлуша, годик ему. А родители – Игорь и Юля, молодожены. Хорошие ребята. Вы их еще не видели?
– Кто его знает, – откликнулся Клятов, уверяясь, что с Андреевым можно быть откровенным.
Тот засмеялся, и очередная волна благодарности затопила сердце нового жильца. По меньшей мере, один из соседей не собирался его осуждать и травить.
– Я забыл представиться, – сказал Александр Терентьевич и назвался полным именем, зная наперед, как плохо оно соотносится с его нынешним обликом.
– Андреев, – сказал Андреев, нагнулся и снова предложил Клятову пожать исполинскую ладонь. И в голову тому сейчас же пришла волшебная, грандиозная мысль.
– Слушайте, Андреев, – быстро заговорил Александр Терентьевич. – Мне очень, очень худо. Как-нибудь после я вам – если, конечно, у вас будет интерес, – расскажу, почему так вышло. Но сейчас я умираю. Я дам вам сто долларов, других денег у меня нет. Пожалуйста. Умоляю – купите мне чего угодно, лишь бы там был алкоголь. Я верю, что вы меня не обманете, а если вам нужно – возьмите себе за труды, сколько хотите.
Андреев