Два уличных фонаря на автобусной остановке окутаны оранжевым облаком искусственного света, казалось бы, безмятежно разлившемся и уходящим вдаль бесконечной гирляндой желто-белых шаров. На этот крохотный оранжевый островок света вдруг вынырнул длинный грязный автобус с озабоченно рыкающим мотором и встал как вкопанный. Открылись двери, и из темного нутра битком набитого салона выскочил юноша. Одет он в черную дубленку до колен, над поднятым воротником которой возвышалась черная норковая шапка. А из-под шапки выглядывало тонкое усталое лицо присмиревшего от каких-то нелегких и тягостных мыслей совсем еще молоденького паренька.
И в тоже время любопытство и надежда, с чем ждут чудес в новогоднюю ночь, временами оживляли грустные глаза. В один из таких моментов, когда между плечами и спинами юноша узрел в заиндевелом окне обшарпанного салона что-то разительно отличающееся от сутолоки хмурых пассажиров, в мгновение решил нарочно выйти из автобуса за несколько остановок до своей. Выйти, чтобы поглядеть на роскошный снегопад в фиолетовой мгле, побыть наедине в самой гуще снега, найти окончание пытавшим его мыслям.
Тогда, еще в автобусе, взглянув на странное смешение как будто бы хаотичного движения тончайших кристаллов воды, вбирающих краски уходящего сумрачного дня, юноша подумал, что не иначе как в этот снегопад произойдет нечто значительное, что никак нельзя упустить эти мгновения. Надо вдоволь нагуляться в торжественном падании снега так, чтобы почувствовать себя, скажем, одиноким деревом, которому выпала злая доля выдержать натиск нашествия снежной армады – не согнуться и не сломаться, в корнях сохраняя жизнь. Сравняться с самим снегом и постигнуть его мертвящее великолепие. Стать безымянной частицей творившегося природного действия.
Подобные редкостные снегопады происходят исключительно накануне чего-то примечательного, важного, таинственного прежде. Это редкая минута откровения и познания одной из граней великой тайны бытия, где любовь, возможно, краеугольный камень. Но какая она, эта любовь, к чему и к кому?
И когда он уже шагал среди бешено кружившихся снежинок, необычная тревога живо будоражила воображение. Верилось, что еще одно мгновение, еще один шаг – и ясность придет во все его дела и мысли. «Хотя, это очень уж наивно. Разве может быть такое, чтобы одно мгновение вызвало к жизни какую-то чудодейственную мысль – и былое, мрачное и мятущееся, прахом разлетелось бы в тартарары? Нет, это невозможно. Слишком много скопилось неприятностей, и слишком большая из них лепится беда. Почему, осторожно оглашая в себе это как будто бы благодатное слово, любовь, во мне оно отзывается ноющей болью?…Как удивительно, – думал юноша. – в такую пору, в такую погоду, когда холод, злой хозяин, озабочен лишь тем, как скорее уничтожить малейшие признаки исчерпавшей себя жизни и этот