Впервые в жизни Юра услышал адресованные именно ему аплодисменты. Это было приятно. Не аплодировал лишь главный его собеседник, бородатый скрипач. Наоборот, он посматривал на Юру как-то озабоченно и даже встревоженно.
– Молодец. А говорил, что не умеешь. Ну а вот эту песенку, – он наиграл на скрипке какую-то довольно замысловатую мелодию, – сможешь спеть?
– Нет.
– Почему?
– Ну я ведь слов не знаю.
– А ты без слов, просто: ля-ля-ля-ля или а-а-а-а… Как тебе удобнее.
– Тогда смогу.
– Хорошо. А теперь вот это… Отлично… А в ладоши можешь прохлопать то, что я тебе сейчас сыграю?.. Прекрасно. А дай-ка мне, Юра Владимирский, свою левую руку…
«Это еще зачем? И чего он там мнет и давит?»
– Больно?
– Да нет.
– Угу. Так, значит, мама работает здесь же, в театре?
– Ну да. На третьем этаже.
– А пойдем-ка познакомимся с ней.
– Нет. Нельзя. Она велела до обеда на глаза ей не показываться.
– Что так?
– У нее запарка.
– А-а-а… Ну, может быть, вдвоем она нас все-таки не прогонит?
У Леночки Владимирской и действительно была предпремьерная горячка: выпуск спектакля на носу, ничего не готово, художник, что ни час, вносит в костюмы новые и новые детали… Не до Юрки.
– Елена, простите, не знаю, как вас по отчеству…
– Можно просто Лена.
– Ага. Спасибо. Так вот, просто Лена, с прискорбием должен вам сообщить, что ваш сын…
– Господи! Что случилось? Что ты там натворил?
– Да ничего он не натворил! Что вы так пугаетесь, в самом деле?
– Тогда что же…
– …что ваш сын – ребенок чрезвычайной музыкальной одаренности.
– Но… Не понимаю. Хорошо. Но почему же с прискорбием?
– Потому что, направив мальчика на стезю профессионального музыканта, вы обречете его на каждодневный каторжный труд.
– Позвольте…
– Увы. Не позволю. И не позволю, потому что если вы этого не сделаете, то совершите преступление и перед ним и, не побоюсь красивых и высокопарных слов, перед всем музыкальным искусством. Такими талантами не разбрасываются.
Так в жизнь Юры Владимирского вошла скрипка. А возможно, правильнее – хоть это и звучит несколько излишне возвышенно – было бы сказать: с этой минуты скрипка стала жизнью и судьбой Юрия Васильевича.
Занятия с дядей Женей – Евгением Семеновичем Смирновым – происходили весьма нерегулярно. То они встречались почти каждый день, проводя в совместном общении по нескольку часов, то вдруг наступал длительный перерыв… «Мама, а когда у меня будет следующий урок?» – «Скоро. Евгений Семенович болеет».
Чем именно болел Евгений Семенович, Юру в ту пору не интересовало. Лишь по прошествии многих лет, вспоминая затуманенный после болезни взгляд своего первого учителя, его подрагивающие руки, общую неуверенность в движениях, повзрослевший и уже набравшийся некоторого жизненного опыта молодой человек смог поставить соответствующий диагноз. И это тоже послужило для него хорошим уроком. Нет,