Такой ответ не смутил её.
– А кто такой Чернышевский? – строго прозвучал вопрос.
Ковальский не сразу ответил. «Ну, что она, в самом деле? Один спрашивает, читаю ли я газеты, эта… Может, забыла, поэтому и спрашивает?»
– Что же вы молчите? – старушка отодвинула от себя на середину стола лист бумаги и в упор взглянула на Ковальского.
Удивлённо так смотрела и долго.
Ковальский хотел, было, уже ответить, но старая партийка опередила:
– И вы не знаете, что он написал? Какой роман?
– Если иметь в виду «Что делать?», то мы могли бы все не знать о нём, если б Некрасову не вернули потерянную им рукопись этого произведения.
– О чём вы? – строго проговорила старушка. – Не понимаю. По существу вопроса можете отвечать?
Так получилось, что всего месяц назад совершенно случайно Ковальскому в заводской библиотеке на глаза попался роман «Что делать?». Пробежав предисловие, поразился тому, что в школе этот знаменитый роман, «глубоко перепахавший» Ленина, его оставил равнодушным. Перечитав в общежитии книгу под ироничным взглядом Суслова, Александр узнал для себя много любопытного.
Пауза затягивалась. Ковальский почувствовал: надо отвечать «по существу», иначе будет поздно.
«Бухнуть, что ли, им всё сразу… или по частям?» – вертелось в голове.
– Работу над романом Чернышевский начал на пятом месяце заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где содержались наиболее опасные, с точки зрения правительства, преступники. Это было в декабре 1862 года.
Лица членов комиссии повернулись к говорившему. Ковальский решил продолжать:
– Кто такой Чернышевский, крепостники понимали уже тогда. Они знали, куда звал Чернышевский передовую интеллигенцию и народ своими статьями. В их глазах он был «коноводом юношей», «вредным агитатором». Они видели, что Чернышевский и его единомышленники готовят взрыв революции. После опубликования в журнале «Современник» в 1863 году цензура роман запретила. Его переиздали лишь в 1905 году.
Председатель комиссии, грузный, седой Рябинин хотел, было, прервать говорившего, но в последний момент не осмелился. Его рука, поднятая над столом, замерла и он не торопился ею пошевелить. «Занятный молодой человек! Про Плеханова не начнёт ли кто спрашивать? – усмехнулся про себя. – Не уморил бы».
Голос Ковальского, спокойный и уверенный, всем пришёлся по душе.
…– Могучей фигурой «особенного человека» – Рахметова автор ответил на вопрос «что делать?» для освобождения России от самодержавно-крепостнического ига. И у Рахметова, и у Веры Павловны были свои прототипы. Об этом говорил сам Чернышевский. – Ковальский сделал паузу. Все молчали. «Им интересно, они всё перезабыли? Напомним». – В образе Веры Павловны отразились черты характера жены Чернышевского Ольги Сократовны, но основной прототип – её сестра Мария, – продолжал он. – Они дожили до Великой Октябрьской революции, Мария умерла в 1929 году, Ольга – раньше.
– Вот