С противоположной стороны в операторную вбежал начальник цеха Ганин. Громыхнул:
– Что ты наделал, Ковальский?! Остановил цех!
– Остановил, – трогая ушибленное правое плечо, устало согласился Ковальский. – Выбора не было.
– Но весь завод встал!
…На другой день Ковальский сидел в кабинете главного инженера. Оказалось, что на ТЭЦ аварийно упал уровень воды в котлах. Это привело к прекращению подачи пара. Персонал ТЭЦ не мог оперативно отреагировать. А цех, остановленный Ковальским, уцелел ещё и потому, что у обратного клапана на паропроводе не сработала пружина. Весь этилен, попадая в теплообменную аппаратуру и трубопровод, давая локальные взрывы, вылетал на тепловую станцию. Там даже щит управления в котельной загорелся.
Главный констатировал:
– Вначале упустили время для останова и взрыв был неминуем. Но неполадка клапана и ваши, Ковальский, действия спасли и цех, и оборудование энергетиков. Хотя вы действовали не по инструкции.
– В таких случаях необходимо быстро останавливать цех, а уж потом с диспетчером судачить. Он далеко – ему труднее оценить обстановку. Я об этом ещё раньше думал. Поступал по ситуации!
– Мы посмотрели всё. Послушали магнитозапись в диспетчерской ТЭЦ – действовали верно, – вступил в разговор Самарин, – мужественно. И вам повезло. И людей спасли. Можете с напарником отмечать второй день рождения!
…Так, вместе с триумфальным шествием нефтехимии по стране и области, проходили и непростые её будни.
А впереди они окажутся и серьёзнее, и страшнее. И у Ковальского с Румянцевым. У всего завода…
Следующие дни Самарин и Ковальский занимались внесением поправок в инструкцию по аварийному останову цеха. Новиков руководил его пуском.
Получалось, что диспетчер Суслов, хотя и поступил «по закону», оказался не на высоте. А нарушитель порядка Ковальский – прав.
– В диспетчерской судачат: директору указываешь на инструкции, а сам нарушаешь, – говорил Суслов, почёсывая затылок.
Он сильно переживал и намеревался писать заявление об уходе.
Александр отнёсся к этому вполне определённо:
– Не дури! У нас с тобой были разные условия. Твоя добровольная отставка – чушь!
– Видишь ли, виновата инструкция, которую многие составляли и визировали. Но почему крайний – я? Мне одному расхлёбывать, как бы… – Суслов помолчал. – Не сумел я сделать, как наш мудрейший профессор.
– Что за профессор?
– Трапезников. Большой оригинал. Иногда вредничал, перегибал. Мы на пятом курсе решили над ним позабавиться. В день шестидесятилетия прямо на лекции преподнесли подарок: огромные три коробки, как матрёшки, вставленные друг в друга. Большой алый бант сверху! В последней был ночной горшок с пивом и плавали две вареные сосиски. Мы знали: любил профессор пиво и пропагандировал его! И вот ему такой подарок! Не растерялся мудрейший! Недолго думая, отпил глоток, надкусил