– Послушай стихи.
– Твои?
– Нет, не мешай, дай только вспомнить.
Он кисточкой задирижировал у себя перед носом и наконец его мурлыканье вылилось в членораздельную речь:
– Вот, мне не доверяешь, прислушайся к поэту Василию Федорову:
А жизни суть, она проста:
Твои уста – ее уста.
Она проста по самой сути,
Лишь только грудь прильнет ко груди.
– Ну и что? – простодушно спросил Касторгин.
– Как что?
– Может, он это под мухой сказал, а ты повторяешь.
– Ну ты даешь!
– Иди-иди, допивай коньяк и садись за Омара Хайяма. У него про это лучше сказано…
…На лифте он спускаться не стал. Шагая по лестнице с девятого этажа («Спускаюсь с небес», – отметил он), вновь поймал себя на мысли, что транжирит время, которого у него всегда не хватало.
Мысли, мысли. Они не давали ему покоя.
«Наверное, мы приходим в этот мир, чтобы как-то его сделать лучше, хоть на капельку, наверное, в этом замысел создателя. Но мы путаемся сами, не понимая ни себя, ни мир, и все, что сделано в этой жизни выдающегося. Неужели это все на иррациональном уровне, без понимания, что и как творится по своей сути? Тогда мир, все действо вокруг – это только какие-то пляски у костра, а костер этот – собственное тщеславие. Так ли я мыслю и способен ли я это все понять, если другие отказываются об этом думать, как Владислав?»
Раньше, связанный заботами главного инженера, он так не размышлял, теперь же будто вернулся в свое студенчество. Он не в силах был гнать от себя мысли на «вечные темы». Увы.
Он не заметил, как пересек улицу, миновал здание цирка, не обращая внимания на толпы людей и ряды стоявших машин, спустился по ступенькам на улицу Маяковского и только тут, миновав автостоянку, подойдя к молочному магазину, остановился и вспомнил, что забыл зайти в художественный салон «Мария»…
Его всегда туда влекло. Среди картин, особенно осенних пейзажей с дорогой, рекой, палыми листьями, ему становилось покойно. Набегало такое состояние, которое он испытывал всегда, когда слушал любимый, чарующий его романс на стихи Тургенева «В дороге», чаще всего называемый «Утро туманное». Ему казалось, что он когда-то родился под звуки этой божественной, нечеловеческой мелодии, и все, что напоминало ему подобное состояние, приводило к нему, он берег до мелочей…
…Месяца два назад, когда он завтракал на кухне, сидя рядом со стоявшим на подоконнике радиоприемником, бодрый голос диктора после небольшой паузы вдруг произнес: «…А сейчас в исполнении Татьяны Дорониной прозвучит романс на стихи Фета «Утро туманное».
Внутри у Касторгина что-то оборвалось, он вначале не понял, что произошло. Когда дошло, вскочил и заходил кругами по кухне. Он не мог понять, как можно путать Тургенева с Фетом! Конечно же, Фет хорош, но не в этом дело!
– Ведь это же Тургенев! Тургенев! – восклицал, размахивая правой рукой Касторгин, как бы стараясь что-то сказать очень важное кому-то, кто все исправит и кто