– Ты неместный, да?
Я глядел на его заросшее густой бородой лицо, покрытое чуть ли не слоем пыли, как, впрочем, и все в этом корыте, и недоумевал, каким образом он пришел к такому выводу.
– Да, – сказал я, указывая рукой в никуда, откуда я, собственно, и приехал, – первый день тут.
Почему у окружающих создавалось такое впечатление, возникавшее у них едва ли не с первого взгляда на меня, я гадал всю поездку. Мне оставалось только подыгрывать им в таких случаях, ибо правду почему-то язык не поворачивался сказать, а подкрепить их и без того укоренившееся заблуждение считал я чуть ли не человеческим долгом.
– Я это сразу понял, брат, – подтверждал мои догадки водитель, – ничего, тебе еще понравится в Аште. Недавно тут, да? Эх! Воздух тут как дурман сносит голову, на такой высоте-то… Маленький город, все про всех все знают. Ты это скоро сам на своей шкуре прочувствуешь, если хоть немного поживешь тут да освоишься. Того гляди узнается, что и у тебя тут родственнички проживают, хе-хе! Ты, наверное, работу тут искать будешь, да?.. Чего молчишь, с кем говорю?!
– Да, что взялся-то?! А тебе-то что? – пыхнул я, видя, что водила натурально издевается надо мной.
– Мне-то, хе-хе, мне-то?! Мне ничего… Мне… Я уже отжил свое, мне это уже не надо, куда там!
И было видно, что мое обращение на «ты» задело его, но мне было простительно, ведь я из другого города, простите, из самого что ни на есть Центра, обреченный абориген в кандалах и в клетке, что приехал в этот цирк на представление. Поэтому водила, немного пробубнив что-то в свой усатый нос, завел пластинку дальше:
– Со старшими так разговаривать… Ты с такими темпами никуда не устроишься.
– Ох… Приоткрой окно…
– А кто тут, кричит, замерз?!.. А ведь постой, ты мне лицом кого-то напоминаешь, знаешь ли. Есть в тебе что-то такое…
– Быть не может.
– Да, говорю…
– Это вряд ли.
– …был тут один деятель, речи всякие толкал, лет двадцать назад, ты, может, его еще не помнишь даже, все людей тормошил, и вид у него был такой… Ну вот как у тебя.
– И что с ним стало?
– Сгнил в яме, конечно, где ему самое место.
Сгнил в яме, где ему и место – так запросто и безыдейно, что о нем говорить теперь никто не говорит и вспоминать никто не хочет, потому что нечего бередить прошлое. Сгнил в яме, где нам всем и место, хотя водила, конечно же, попросил бы не обобщать, дескать, я вижу себя сидячим в яме, не нужно тащить в нее кого-то еще – сиди себе дальше, не