Вопреки первоначальному мрачному настрою, юноша довольно скоро обосновался на новом месте и уже неделю спустя в полной мере ощущал себя хозяином сложенного из грубо отесанного серого камня небольшого, но крепкого дома на холме. Крестьяне из раскинувшейся у его подножия деревни обязаны были следить за состоянием жилища с тем, чтобы однажды вновь возжелавший поохотиться хозяин со спутниками смог заночевать в тепле и сухости. Полученные от отца средства для жизни в сельской глуши представлялись не иначе как огромное состояние и позволяли Вилберну по своему усмотрению распоряжаться свободным от рассвета до заката временем, занимая его прогулками вдоль полноводной реки, перечитыванием привезенных с собою книг, а также обдумыванием деталей будущего трактата о мучениях бастарда в ссылке. Несмотря на то, что местные крестьяне регулярно привозили ему провизию и дрова, иногда юноша сам спускался в деревню за маслом, сыром, овощами, хлебом, ища хоть какого-то общения с людьми.
Внешне похожие друг на друга дни проходили для Вилберна совершенно по-разному. Бывало, ему казалось, что все обстоятельства сложились наихудшим образом и ранняя смерть намного предпочтительнее одинокому прозябанию в глуши. В такие периоды время тянулось мучительно медленно и дождаться утра бессонной зимней ночью представлялось почти невыполнимой задачей. Когда же сердце юноши вдруг наполнялось беспричинной радостью, он мысленно благодарил судьбу за возможность находясь в тепле собственного дома есть досыта, не изнуряя при этом молодой организм тяжким трудом. Подобное состояние ускоряло бег времени настолько, что пролетающие сутки не успевали оставлять в памяти заметных следов.
По прошествии года изгнанник окончательно свыкся со своим уединением, всем сердцем полюбил охотничий дом отца, а среди местных обитателей прослыл хоть и замкнутым, но в целом порядочным человеком, щедро расплачивающимся с ними за покупки. Чтобы совсем не одичать Вилберн старался не пропускать воскресных богослужений в деревенской церквушке, во время и после которых ощущал на себе изучающие взгляды прихожан. Однако лучшим способом развеяться стали для него редкие крестьянские праздники, где можно было продегустировать яблочное вино с ягодной настойкой местного изготовления, поглазеть на нарядных хлопочущих женщин, лихо вытанцовывающих сверстников и перекинуться несколькими фразами с захмелевшими старожилами. В задушевные беседы его общение не выливалось, но скучающий бастард к нему и сам стремился мало, довольствуясь ролью постороннего наблюдателя за буйством жизни простолюдинов. На одном из таких гуляний, посвященном собранному урожаю, внимание юноши привлекли девушки-близняшки, неотступно следующие друг за другом в пестрой толчее импровизированной ярмарки. Их поразительное сходство касалось только внешних черт, однако всякий пристальный наблюдатель легко бы заметил, насколько разнятся повадки, темперамент и выражение лиц у сестер. Шедшая впереди глядела вокруг с живым неподдельным интересом, часто приветливо кивая встречным односельчанам и ловко огибая мешающих проходу людей. Семенящая за ней словно тень копия в сходном длинном льняном платье почти не поднимала глаз и лишь изредка озиралась по сторонам безучастным взглядом. Выбившиеся из-под чепчика темные вьющиеся волосы ведомой подчеркивали точь-в-точь такое же как у впередиидущей близняшки бледное лицо, только полное отсутствие мимики делало его пугающе загадочным в отличие от улыбчивой мордашки сестры.
С детства слышавший сплетни о двойниках короля и любивший мистические истории Вилберн, испытывал обостренный интерес к неразличимым как две капли воды людям. Видимо, этот факт вкупе с привлекательностью молоденьких девушек заставил юношу приблизиться к ним, преградить путь, и с учтивым