Готтенбах перевел ее в свой отдел и сделал личным помощником по делопроизводству. Ирме не надо было как гимназистке объяснять правила игры и на службе она четко и неукоснительно соблюдала субординацию и все положенные приличия.
Никто из подчиненных долгое время даже и не догадывался, что у них были внеслужебные отношения.
И сейчас Ирма, сидя в кресле возле Готтенбаха, смотрела как он, мельком проглядывая отдельные документы, тут же немедленно отправлял их в огонь. Наконец он швырнул в камин последнюю папку.
– Все, теперь все, с этим закончено, – произнес Готтенбах, наблюдая, как пламя жадно поглощает бумаги, превращая их на глазах в горстку пепла.
– Макс, а что с нами будет дальше? – подала голос Ирма. – Что ты намерен предпринять?
Она намеренно выделила слово «нами», давая понять, что не отделяет свою судьбу от судьбы Готтенбаха.
– Я говорил вчера с Монке, – ответил барон. – Положение безнадежное. Гарнизон продержится еще два, от силы три дня. Потом конец.
– Капитуляция? – чуть слышно спросила Ирма.
– Нет, – жестко отрезал Готтенбах, – ни фюрер, ни Геббельс капитуляцию не примут. Даже если Вермахт нарушит присягу и сложит оружие, солдаты СС будут драться до последнего патрона. Скорее всего остатки дивизии будут с боем прорываться на север к действующей армии. А если не получится, то тогда попытаемся уйти к американцам. В любом случае сдача в плен большевикам исключена.
– Но это означает коллективное самоубийство, – отрешенным голосом проговорила Ирма, – вряд ли получится выбраться из Берлина живыми.
– Пусть так, – глаза барона зажглись фанатичным огнем. – Я выполню свой долг при любых обстоятельствах. Ты со мной?
Ирма встала и, подойдя к нему, положила руки на плечи. Казалось, этот огонь безумия от Готтенбаха медленно переходит к ней.
– Я пойду с тобой до конца, – отрешенность исчезла и ее голос стал твердым. – Пусть Провидение решит остаться нам в живых или нет. Обещай мне, Макс, если судьба пощадит нас и мы сможем выжить в этом аду, то после войны ты сразу женишься на мне.
– Ты действительно этого хочешь? – Готтенбах испытующе посмотрел на Ирму.
– Да, я действительно этого очень хочу и ты это отлично знаешь, – усмехнулась Ирма. – Я буду тебе хорошей верной женой и рожу тебе дочерей, – настоящих немецких Валькирий. А сыновья у тебя уже есть.
Готтенбах встал с кресла и, обняв Ирму, крепко прижал ее к себе.
– Это все прекрасно, девочка, прекрасно, – горячо зашептал он ей на ухо, – но надо сначала выбраться отсюда.
– Мы выберемся, Макс, обязательно выберемся, – теперь уже во взгляде Ирмы горел огонь, – только обещай мне, что ты женишься на мне.
– Да, девочка,