Подхватываю тележку, толкаю вперед.
И тихо ругаюсь себе под ног самыми нехорошими словами, которые приходят в голову, когда вижу в конце коридора высокую широкоплечую фигуру.
Боже мой, не хватало мне сегодня веселья.
Еще и он!
Ну за что? Вот за что?
Может, не заметит?
Наклоняюсь ниже к тележке, покрепче перехватываю ручку, делая вид, что страшно увлечена поиском чего-то, крайне важного.
Дурацкая реакция, понимаю, но сделать с собой ничего не могу.
Нет сил смотреть на него, нет сил в глаза ему смотреть.
Торопливо бегу мимо. И замираю, когда на плечо ложится тяжеленная ладонь.
– Мышка? – Голос, бархатный, мягкий такой, игривый… Бьет по подколенным чашечкам – ах! Хорошо, что держусь за ручку, не видно, как ноги дрожат.
– Простите, мне срочно надо идти, – бормочу скороговоркой, все еще надеясь избежать разговора.
Но куда там! Когда это мне удавалось от него уйти невредимой?
– Подождут, – коротко и властно бросает он, – если будут спрашивать, скажешь, что я задержал.
Ага, конечно, разбежалась… После такого демарша я отсюда быстрей пробки от шампанского вылечу. И с таким же свистом…
Но стою покорно. Склонив голову. Не смотреть на него. Не смотреть… Не…
Тут он легко касается моего подбородка, приподнимает, смотрит в глаза.
… смотреть…
У него – самые красивые глаза из всех, что я когда-либо видела. Они темные, немного раскосые, сказывается татарская кровь в предках… Но в то же время в них такие золотистые вкрапления, словно маленькие искорки в темноте ночи… И ресницы. У него длинные ресницы. Зачем такому брутальному мужчине длинные ресницы? Зачем?
Опомнившись, суетливо дергаю подбородком, пытаясь вырваться, но безуспешно. Он легко преодолевает мое сопротивление, а затем и расстояние между нами сокращает. До совершенно неприличного.
Мне сложно дышать, невыносимо просто.
– Мышка, ты меня избегаешь, что ли? Не пойму…
– Нет… – шепчу я, судорожно сжимая рукоятку тележки, – просто работы… много… и учеба… и вообще…
– Про вообще не говори… И давай все же пообщаемся на нейтральной территории, а? Неужели, нам не о чем?
Его губы трогает чувственная, красивая такая улыбка, и именно она приводит меня в сознание. Ставит все по местам.
Он ведь и в самом деле считает, что ничего особенного не случилось! Для него это – рядовое событие!
– Нет! – резко дергаю подбородком, все же вырываясь, – мне не о чем с вами говорить, Тимур Анварович, – выделяю его имя-отчество официальным тоном, – и у меня много работы.
– Я твой босс, я решаю, сколько у тебя будет работы, – раздраженный моим тоном, он не считает нужным сдерживаться. И в самом деле, зачем? Кто я и кто он? – Сейчас ты будешь работать со мной.
– Нет! – это вырывается помимо воли, просто на эмоциях. Хотя… Может, и правильно вырывается? Потому что да, я на него работаю, но я не его рабыня. И не обязана… В конце концов…
– Тележку поставила, – командует Тимур, сразу показывая свое истинное лицо, а у меня опять прорывается запоздалое удивление: как я раньше этого всего не видела? Его жестокости, неумения слышать никого вокруг, кроме себя, его эгоистичности. И того, что ему полностью плевать на всех, кроме себя. – И за мной.
– Только через распоряжение Марины Васильевны, – чеканю я, глядя в его глаза не менее жестко и, надеюсь, очень самоуверенно. Если чему и научила меня Москва, так это тому, что мямль и тихонь тут жрут первыми.
Он смотрит оценивающе, а затем усмехается.
– Зубастая мышка, а? – у него опять лениво-надменный тон. И почему-то я уверена, что Марине он звонить не будет. Не придумал потому что повода, по которому он сможет забрать с рабочего места горничную. Собственно, ему повод-то и в самом деле не нужен, но пойдут слухи, сплетни, пересуды.
А про него и так много чего говорят. Лишняя сплетня – ни к чему. Тем более, что я – вообще самое днище по мнению большинства сотрудников компании. Горничная, уборщица. Пустое место. Уверена, что и он так думал про всех горничных и уборщиц, ровно до того момента, как узнал меня.
И уверена, что Тимур даже и не посмотрел бы на скромную девушку в наряде горничной с тем плотоядным интересом, с которым смотрит на меня сейчас… Если бы не то, что случилось раньше с нами.
Все, что происходит теперь – просто глупость и его тупое желание все же взять свое. Заполучить. Только затем, чтоб просто вытереть ноги в очередной раз и выкинуть, когда наиграется.
Но больше я не позволю. Не позволю этого ничего!
Я гордо задираю подбородок,